"Теряются те, кто послан нам для опыта. Остаются те, кто
послан нам судьбой". Фридрих Ницше
В детстве я была очень шумным и непослушным ребёнком. Мне
никогда не сиделось на одном месте. Вставая рано утром с первыми
лучами солнца, я тут же бежала на улицу и не возвращалась домой до
тех пор, пока окончательно не стемнеет. Перед своими домочадцами я
неизменно появлялась с растрёпанными волосами, огромными дырками на
платье, извалявшаяся в пыли сельских дорог.
Дальние родственники всегда умилялись и восхищались моей
бесшабашностью, ласково называя меня "шалунишкой" или "непоседой",
а мама только вздыхала, узнав о моей очередной проделке. Ругать
меня было бессмысленно, потому что мой детский беспечный мозг тут
же забывал все обиды и начинал придумывать новые пакости. Запас
моей энергии был неиссякаемым, поэтому я могла без устали носиться
по улицам и хулиганить до поздней ночи.
Впрочем, моё детство нельзя назвать несчастливым; во всяком
случае, оно всегда казалось мне лучшим периодом моей жизни.
Я родилась в маленьком уютном посёлке Зеленогорске. Большие
города, заводы, фабрики и крупные промышленные предприятия – всё
это было сравнительно далеко от нас, поэтому местность считалась
экологически чистой и благоприятной для отдыха и туризма.
В конце посёлка находились несколько крошечных дачных домиков
для приезжих. Зимой домики пустовали, зато летом в вечернее время
их окна приветливо светились, что наполняло мою душу какой-то
особенной радостью.
По всем улицам посёлка проходили извилистые пыльные тропинки,
поэтому заблудиться здесь было практически невозможно. Выйдя на
окраину, можно было увидеть огромное засеянное пшеницей поле. За
этим полем, перерезанный мелкой голубой речушкой, устрашающе темнел
лес.
Собственно, это были все достопримечательности Зеленогорска.
Летом в лес ходили за ягодами, осенью – за грибами и лечебными
травами, а зимой на покрытой толстой коркой льда реке промышляли
рыбаки.
В посёлке обитало большое количество детворы, а иногда к нам
прибегали ребята из соседних деревень. Мы встречались почти каждое
утро в условленном месте – возле старого разбитого колодца – и
целыми днями бродили по улицам, устраивали соревнования по метанию
мелких камушков в реку, играли в салочки на тенистых лесных полянах
и сооружали нечто наподобие шалашей из сухого хвороста и
листьев.
Бегать домой для того, чтобы пообедать, тоже не приходилось – в
лесу было полно спелых сладких ягод; кроме того, мы всегда могли
перекусить сухим пайком, состоящим из пирожков или хлеба с
вареньем, которые засовывали в наши карманы перед уходом
матери.
Если же мы хотели поиграть в пиратов или грабителей, то могли
выбрать из нашей ватаги самого отчаянного "разбойника" и послать
его воровать яблоки или сливы у соседей через забор. За такие
выходки нам часто попадало от односельчан, но мы не унывали и на
следующий день игра возобновлялась снова.
Так проходило моё счастливое беззаботное детство. И кто знает,
сколько бы оно ещё длилось, если бы в один прекрасный солнечный
день не наступило первое сентября и мама не отвела меня в
школу.
Это заведение я возненавидела всем сердцем буквально с первых
дней обучения. Скучные уроки, тянущиеся, казалось, целую вечность,
слишком строгие учителя, безвкусная еда в столовой, а что самое
страшное – обязательное соблюдение правил поведения – никак не
вязались с моим взбалмошным пацанским характером.
Поначалу я не воспринимала всерьёз все запреты и даже специально
стремилась их нарушать – дабы доказать себе и окружающим, что я не
занудная ботанша и не пай-девочка, которая всегда и во всём
слушается старших. Я разрисовывала столешницы парт, расшатывала
ножки стульев, натирала школьную доску мылом, пачкала чернилами
белые занавески на окнах.
