– Мила! Открой немедленно!
Я швыряю книгу на тахту, съезжаю на дорогой ковёр омерзительного пастельного цвета, который они постелили в моей комнате, и врубаю звук. Голос певца взмывает до пятидесяти децибел, мать упорно надрывается за дверью:
– Пожалуйста, открой!
Почему она такая упрямая? Ведь отлично знает, что будет дальше. Я не открою, она продолжит настаивать:
– Твой отец вернулся, ты могла бы немного пообщаться с ним…
Тут я заржу так, что она услышит даже сквозь музыку. И сдастся.
Моё предвидение сбывается в точности. Как и всегда. Мать в очередной раз капитулирует и уходит. Но от повторения одного и того же мне вдруг становится невыносимо скучно. И я рывком распахиваю дверь. Мать оборачивается, не веря.
– Ты выйдешь?
Невольно становится её жалко. Хотя эта женщина сама выбрала роль жертвы. А палачами назначила отца и меня.
– Зачем, по-твоему, я должна выходить?
– Папа вернулся раньше, чем планировал.
– Вечером меня не будет.
– Тем более. Он ждёт тебя.
Интересно, сама-то она верит хоть одному своему слову? Я уступаю.
– Ладно, иду. Воспользуюсь случаем напомнить ему, как меня зовут.
– Не говори глупостей. Он любит тебя. И ты это знаешь.
– Ему плевать на меня. И ты это тоже знаешь.
И я добавляю со злостью:
– Хотя ты веришь даже в то, что счастлива с ним…
Мать опускает глаза и исчезает на лестнице. Я закусываю губу и прихожу в себя, только почувствовав вкус крови.
– Мама, подожди…
Но тут же осекаюсь. Зачем? Я возвращаюсь в свою комнату и закрываю дверь. Подхожу к высокому окну. Внизу простирается Центральный парк – с его газонами, деревьями, фонтанами и пунктиром фонарей, – а вокруг возвышается лес освещённых небоскрёбов. Это очень красиво. И это не производит на меня ни малейшего впечатления. Не знаю почему. Мой взгляд отскакивает от зданий, а воображение устремляется через реку, которая отделяет нас от Периферии.
Периферия.
Она всегда меня интриговала. Сотни вопросов роились в голове – с тех пор как я выросла настолько, чтобы смотреть в окно. Ребёнком я донимала родителей и учителей. Там живут люди? Кто они? Чем занимаются? Почему они никогда не приходят сюда, в Центр? И почему мы у них никогда не бываем? Вместо ответа учителя начинали говорить о чём-то другом, словно сочтя эту тему недостойной внимания. А родители пожимали плечами с видом крайнего отвращения. С тех пор я так и не утолила своё любопытство по поводу Периферии. Мои школьные товарищи знают примерно столько же – то есть почти ничего. Она находится на том берегу реки, там грязно, серо, опасно, и, когда мы стали гулять одни, без сопровождения нянек или личных шофёров, наши родители строго запретили нам туда соваться.
Ещё известно, что люди на Периферии гораздо беднее, чем мы. Может, это действительно так. А может, не более чем легенда, порождённая незнанием. Единственное, что можно сказать точно: там могут жить только они. Никто из нас там никогда не бывал. «Они» — значит «парии».
Это слово тысячи раз долетало до меня из гостиной родителей, из уличных разговоров, из элегантных и неуютных бутиков, по которым мать больше не пытается меня таскать.
В глубине души жители Центра боятся Периферии, о которой ничего не знают. Само слово заставляет их содрогаться от страха и отвращения.
Порой мне стыдно жить среди них, принадлежать к элитарному мирку, самодостаточному и двуличному, – миру моих родителей, моей семьи, всех моих друзей в конечном итоге. Может, кстати, поэтому их у меня всё меньше и меньше.
