Если вдруг замучили тебя
Шорохи ночные в тишине
Лучше помолись, ведь это я,
Это я уже иду к тебе...
Агата Кристи - "Секрет"
ПРОЛОГ
Несколько лет
назад
Из темного нутра разверзшейся перед
ним глубокой дыры не доносилось ни единого шороха.
Он постоял немного у самого края
отодвинутого в сторону люка, тщательно прислушиваясь к звукам как
изнутри, так и со стороны пустынной дороги, по которой очень редко
двигались транспортные средства. В случае каких-либо непредвиденных
обстоятельств опасности следовало ждать именно оттуда. Но сейчас
все было по привычному спокойно, лишь шелест начавшей появляться
листвы нарушал безлюдную тишину, скрывающую в своем сердце
неприметное логово зверя.
Схватившись ладонями в перчатках за
края открытой дыры, он поставил ногу на верхнюю перекладину и
принялся осторожно спускаться по лестнице в мрачные недра каменного
мешка, испытывая все нарастающее волнение где-то очень глубоко в
груди.
Каждый раз, как первый.
Прошло уже почти два месяца с тех
пор, как он решился на самый отчаянный шаг, но время для него
по-прежнему измерялось шорохом страниц календаря, не воздействуя на
глубокие душевные раны, штопанные наживо и вспарываемые раз за
разом. Все будто бы оставалось прежним: навязанная жизнь в
нескольких удаленных точках, сложные обязательства, и даже та, что
так неосмотрительно разбила вдребезги жалкие остатки человеческого
в нем, пинками подвела к шаткой грани, за которой уже нельзя
остаться тем, кем был всю свою сознательную жизнь; даже эта
хладнокровная стерва все еще волновала его, пусть ее броская
красота уже не была такой совершенной, как до дня ее заточения в
этом месте.
Коснувшись земли подошвами высоких
шнурованных ботинок, чувствуя собственный ускоряющийся пульс, он
прошел к виднеющейся впереди клетке, достигающей самого верха грубо
вытесанного пространства, и очень медленно завозился с замком,
посматривая в ту сторону, где сидела, съежившись, его любимая
девочка. Он знал, что она с трепетным нетерпением и страхом
прислушивается к нарочитому лязгу ключей по железу замка, мысленно
отсчитывая секунды до их скорой встречи лицом к лицу, потому и
тянул, испытывая ее волю, а заодно и свою выдержку.
Замок щелкнул. Он тихо прошел внутрь
камеры и остановился в шаге от неподвижной девушки, чьи длинные
спутанные волосы наполовину прикрывали красивое лицо. Ее некогда
выразительные глаза теперь взирали на него двумя мутными омутами,
которые до сих пор жгли насквозь, так и норовили захватить его в
свой губительный плен, откуда уже невозможно вынырнуть обратно.
Клокочущая ненависть сделала зрачки ее глаз совсем темными, и это
ему тоже в ней нравилось. Ему нравилось в ней все, безмолвное
выражение ужаса, забитая покорность, истрепанные вещи на тонкой
исхудавшей фигурке, исцарапанные в кровь ладони и маленькие босые
ноги в стальных кандалах, припаянных к длинной цепи.
Она нравилась ему. Несмотря
ни на что.
Это проклятое наваждение, слепящее
разум, было не в пример сильнее него. Он просто не мог заставить
себя разлюбить, как ни пытался выдрать из груди
собственное больное сердце, чтобы швырнуть его кровавым ошметком в
ее прекрасное надменное лицо и наконец-то освободить себя от этой
невозможной зависимости, название которой соотносилось с ее
именем.
Он нагнулся, подняв с пола ее
валяющуюся туфлю, черную, с круглым носом и некогда острой, теперь
же наглухо отбитой шпилькой. Светлая стелька была щедро измазана
засохшей кровью, словно ее владелица надевала туфли на израненные
ноги. Он посмотрел на девушку. Еще совсем недавно такая уверенная в
себе, дерзкая и бесстрашная, сейчас она была готова на что угодно,
лишь бы вырваться из непреодолимой преграды каменных стен и их
непосредственного хозяина.
