Молочная даль

Небольшая пекарня, принадлежащая семейству Шиловых, располагалась в самом центре одного из старейших городов на территории Восточнославянских земель. Город был, к слову, отнюдь не из крупных. По тамошним меркам и вовсе не город, а так – деревенское поселение. Располагался он где-то на отшибе мира, среди глубоких вод и бескрайних широколиственных лесов. Особого стратегического значения для государства город так же не имел.

Одинокие путники из самых далеких стран мира могли без труда остаться здесь на ночь. Однако уже под утро, продолжив свой путь, едва ли хоть кто-то из них вспомнил бы очертания оставленного города. Для путников в их памяти он оставался не более, чем очередным ночлегом. Чего уж говорить, не всплыло бы даже название этого места. Не упомянули бы о нем и на родине, даже добрым словом, так, вскользь между рассказами о своих приключениях. Вот такой это был город в то время. Безликие крыши, стены и дома – о невзрачности этого места кричало буквально все.

И все же на этой земле город простоял вот уже не одно десятилетие и даже успел покрыться ветхим слоем собственной уникальной историей. Как очередная точка на карте мира, он не хуже многих дополнял собой значимость одного из величайших государств на земле. И хотя первоначальное название этого места было давно позабыто в людских сердцах, а на бумаге истерто временем, огнем и плесенью, одна его особенность, хоть и много позже, проявилась во всей красе – безымянный город прославился своей торговлей.

Дело было на пересечении «Купеческой тропы» и «Центрального рынка». Во всей округе не сыскать было места, где так рьяно не кипела бы торговля. Торговали кто по-крупному, а кто не очень, но что бы не торговать – такого не бывало. Шатры и палатки самого разного окраса и размеров протягивались огромным кольцом на протяжении большей части торговой площади. Расположись они вне городских стен, а где-то на обширном поле, того и глядишь подумал бы кто: а не на привал ли остановилось какое войско? Настолько там было много народу.

Кто-то из ремесленников имел в своем владении на рынке постоянные лавки. Бедняки стелили товар на скатерти, прямиком на грязной земле. К концу дня отпечатки сотен ног втаптывались в скатерть так сильно, что никакие воды не могли их отмыть и этот рисунок впечатывался в самое сердце ткани навсегда. Иные и вовсе выставляли товары прямо так, на деревянных повозках. Прохожим все ничего, лишь бы не мешали шагать по дороге, а иначе того и гляди, повозки эти мигом разберут на доски, а хозяину и того пуще: надают по шапке. Так и выходило посему, что люд был разношерстным и чудаковатым. Пустяки, торговать всегда найдется чем, а это ценилось больше всего.

Ремесленники и крестьяне то и дело соревновались с заморскими купцами за возможность обратить на себя внимание потенциального покупателя. Длинные синие сюртуки, да чтоб под ними была видна белая косоворотка или рубаха на выпуск, широкие брюки да сапоги, да не простые, а со складками и побольше – заманивать покупателей торговцы начинали еще издалека, завлекая своей яркой одежей и широкими улыбками. Кто был по смекалистей, тот понимал – насаживать на крючок нужно всем, чем богат.

Да, из товаров было чем привлечь. Без этого ни одно шмотье не выручит. Кто-то радовал горожан пряностями на любой вкус и цвет, а кого-то манили до дрожи в пальцах приятные на ощупь шелка. Расписные ковры отливались многообразием оттенков и замысловатыми рисунками, а выставленное на продажу сукно и различного рода утварь собирала внушительные толпы девиц вокруг прилавка.