Здравствуй, дорогой Дедушка Мороз!
Меня зовут Света, мне 35 лет, и я никогда не писала тебе пи́сьма. Да-да, знаю. Обычно тебе пишут малыши, но позволь исправить моё упущение. Ведь это моё первое полноценное письмо к тебе.
Конечно, я помню маленькие записки, которые мы со старшим братом писали, когда были маленькими, а потом вместе с мамой вкладывали их между деревянными оконными рамами. Позже пластиковые окна лишили нас возможности увидеть работу мороза.
А тогда это было особенное удовольствие – наблюдать воплощённое волшебство. Я могла часами любоваться на причудливые завитушки и стрелы, которые каждый день создавались на замёрзшем стекле. Иногда яркое солнце растапливало узоры, а следующая ночь превращала их в новые палитры для детской фантазии.
В декабре мама «жертвовала» нам один уголок в тщательно утеплённых рамах. Осенью все их неплотно прилегающие части были основательно заполнены ватой и обклеены белыми лентами бумаги.
Когда я стала старше, помню, испытывала какое-то почти блаженство, монотонно заполняя кусочками ваты тонкие щёлочки. Особенно мне нравилось взять немного ваты, чуть скрутить её в тонкую верёвочку и аккуратно лезвием ножа заполнять пустоты между рамами. Этот этап я любила больше, чем оклеивание бумагой.
Потом на смену вате и бумаге пришли специальные прорезиненные клейкие полоски, и волшебное удовлетворение моего процесса стало равно нулю.
Правда, к тому времени уже не было необходимости писать тебе записки и вкладывать их в оконные щели.
А тогда, когда мне было пять, мы аккуратно всовывали в дырочку тонкие листики. Потом записки исчезали. Меня этот момент никогда особенно не интересовал. А вот брат был более пытлив и задавал маме вопросы.
Один раз даже устроил слежку за тобой, стараясь ни на миг не отходить от украшенной ёлки, чтобы не проследить момент, когда ты положишь под неё подарки. Но мама позвала нас обедать, а когда мы поели, подарки уже чудесным образом ждали нас. А потом она отправила нас к бабушке на первый этаж, отнести ей что-то для предстоящего ужина, и, когда мы вернулись через несколько минут, ёлка опять наградила нас сюрпризами.
Тогда брат окончательно убедился, что тебя не существует. И он больше не верил маминым рассказам, что за несколько дней до Нового Года Дед Мороз пролетает ночью под окнами, забирает все записки, которые оставляют ребятишки, и потом под ёлку приносит подарки.
Помню, в этих записках никогда не могла ограничиться чем-то одним. Да уж, жадность во мне тогда была сильнее голоса разума. Только в детстве я просила сугубо материальные вещи – вроде пачки фломастеров и новой куклы. Когда стало ясно, что послания для тебя всё-таки забирала мама, а потом вместе с отцом отправлялась в магазины закупать желанные подарки, я перестала писать записки и вкладывать их между оконными рамами.
Но желания загадывать всё равно продолжала. Иногда мысленно, а иногда составляла опять списки. Не показывая никому, в новогоднюю ночь сжигала их в ванной. Это был мой ритуал. Правда теперь в этих списках были не только вещи, но и необычные пожелания – например, однажды попросила тебя, чтобы моя хорошая знакомая, которая несколько лет не могла забеременеть, смогла выносить и родить ребёнка.
Самое забавное, что и это желание ты исполнил. У тебя ушло на это три года, тем не менее… Сейчас этому малышу уже семь. И я рада, что помимо музыкального центра и новой сковородки ты можешь подарить даже жизнь человеку. Благодарю тебя за это.
В последнее время задумываюсь, почему так получается: мы просим детей писать тебе письма, но не учим их самому важному – тёплому и простому общению. И выходит так, что по сути все детские письма наполнены только просьбами. Может, потому что и сами зачастую желаем получить в подарок только какую-нибудь вещь. При этом мы редко благодарим тебя за исполнение прошлогодних желаний. Почти не спрашиваем, как тебе живётся и всем ли ты доволен. И никогда не рассказываем о нашей радости, которую приносит нам осуществлённая мечта.
