Предисловие ко второму изданию
Уважаемые читатели! Я счел своим долгом написать эти строки, несмотря на то, что к первому изданию повести никакого предисловия не наблюдалось и в помине. Данное решение было продиктовано двумя немаловажными обстоятельствами.
Во-первых, глава 204-190, созданная, согласно устной договоренности, не мной, а моим приятелем, вызывала многочисленные вопросы у детей и граждан преклонного возраста, воспитанных в суровое советское время. Поэтому, дабы оставить всё повествование в допустимых этических рамках, мне пришлось переделать эту главу и сократить ее настолько, насколько было возможно. В результате от нескольких страниц крайне живописного текста, осталось всего семь слов, и я знаю лишь одно литературное произведение, где есть глава еще короче.
Во-вторых, нам рассказывали, что один из экземпляров первого издания попал в кресло Главы администрации Московского района, летевшего из Санкт-Петербурга в отпуск на Канарские острова. Дорога была дальней, видимо поэтому наша скромная история так его впечатлила, что он распорядился, заручившись поддержкой своего начальства, заказать медные таблички-указатели, намереваясь установить их кое-где на Московском проспекте и вокруг него. А именно, в наиболее примечательных, с его точки зрения, местах нашей прогулки. Но, власть в городе поменялась, и сей просвещенный и инициативный руководитель покинул свой пост. Таким образом, его светлая и очень лестная для нас идея в реальности осталась невоплощенной.
Зато, решив однажды повторить наше путешествие, вы точно не столкнетесь с толпами паломников и туристов. А если возьмете с собой данный печатный или, как это сейчас модно, электронный экземпляр, то и таблички не понадобятся.
Автор
Всем тем, кто хоть однажды
останавливался на Московском проспекте…
По невесомым паутинкам легкого дождя, окутавшего утренний город, по разноцветным от радужных бензиновых пятен лужам, вдоль черных, как смоль, газонов, сверкающих лишь белесыми клочками осенних газет, мимо высокого, слепящего голубизной весеннего неба, двенадцатого апреля, в День космонавтики, шел я, как Юрий Гагарин, высокий и стройный… шел к своему приятелю Генри.
Телефон разбудил меня сегодня необычно рано для субботы – около десяти. Жалостливая мелодия старого домашнего аппарата, редко звучащего в эпоху господства мобильной связи, успела пропеть почти до последних нот, когда я соизволил встать. Признаюсь вам, что вообще-то я жаворонок, просто именно прошлой ночью мне пришлось изрядно потрудиться. А когда ложишься спать ближе к восьми утра, так быстро подняться совсем непросто. Голова спросонья слегка гудела, тем не менее, на звонок я ответил.
– Алле, – сказал я, зевая в трубку.
– Дрон, ты чего мобилу не берешь? – забасил угрюмо в ухо голос моего приятеля Генри, или Генриха, или Геннадия, если верить скучным паспортным данным.
Я бросил взгляд на мобильник, сиротливо лежащий на тумбочке вместе со связкой домашних ключей, и потыкал в него пальцем. Экран остался безнадежно тусклым.
– Сел телефон, – объяснил я в трубку. – А что за срочность-то, Генри?
– У меня проблемы, – печально произнес мой друг. – Я с Машкой поцапался. Хлопнул дверью и из дома ушел.
Это меня не удивило. Гена и Мария существовали в законном браке уже четыре года. И, согласно сформулированному каким-то башковитым мозговедом правилу, год назад у них должна была начаться полоса первого семейного кризиса, обычно бурного, как девятибалльный шторм. Но, то ли кризис в стране способствовал большему сплочению молодых семей, то ли их случай попал в разряд исключений из правил, но мелкие стычки, как и у всех, случались у них постоянно, а вот до крупных разногласий как-то не доходило.
