Обстоятельства, при которых я начал писать это произведение, навсегда останутся неизгладимым следом в моей индивидуальной памяти. Впоследствии я даже прилагал некоторые усилия, дабы пресловутый субъективизм как можно меньшее влияние оказал на моих героев. К счастью, развитие сюжета превзошло все мои ожидания, и герои получили развитие, сделавшее их мало-зависимыми от «моей кисти»
С позиций лингвистики и филологии, я всегда испытывал неподдельный интерес к германским народам, с их уникальным культурным слоем, положенным в основу современных, популярных мифов. Скандинавия, как ни странно, помимо легенд о викингах и редких отсылок к сложной системе языческих богов, на мой взгляд, не раскрыла свой историко-культурный потенциал, сохраняя в «курганах своей истории» богатые клады красивых, будоражащих умы, легенд и поверий. Я вовсе не хотел идти наперекор популярной культуре, подрывая устоявшиеся концепции восприятия того или иного элемента фольклора в мистическом обрамлении, моей целью было рассказать историю, которая была бы написана красками, извлечёнными из достаточно малоизвестных преданий, верований и концепций.
Что же касается концепции восприятия реальности, то эта тема не перестаёт казаться мне интереснейшим объектом изыскания сразу во многих отраслях современной науки. И покуда у нас еще остаются те территории познаний, которые не были подвержены чёткой систематизации, существует и неопределённость, рождающая множество допущений, возможностей и следовательно – становящаяся щедрым источником для старательной, неутомимой идеи.
Я не помню, какое по счёту утро я встречаю в этих стенах. Дважды в день меня вызывают на беседы доктором, которые больше напоминают допрос, но кажется – этому скоро придёт конец. Я представлял это совсем по-другому. У нас всегда говорили, что в этой части света, тюрьма или психушка – что санаторий, проблема лишь в том, что «санаторий» тоже может изрядно надоесть.
Если верить календарю, который я храню среди тех немногих личных вещей, что у меня имеются, я здесь уже третью неделю, и по мне до сих пор не было никакого конкретного решения. Судя по всему перед судьёй – дилемма, отправить меня в общую тюрьму, закрыв глаза на сомнительные обстоятельства моего дела, или же признать душевно-больным и закрыть в лечебнице. Моя защита тем не менее, рук не опускает, похоже для них это теперь некий вопрос принципа.
В больнице, в целом, не так плохо. Я вижу одних и тех же людей, которые мне изрядно осточертели, но всякий раз, когда все неприятности дня остаются позади, стоит мне сомкнуть веки и я возвращаюсь к образам тех людей, которые продолжают подталкивать меня к жизни.
В послеполуденный час, в это время года, день отступает здесь крайне поспешно, и я выработал «восхитительную» привычку – сижу у стены, опёршись затылком о гладко выкрашенную поверхность, и смотрю на то, как тень ползёт по стене напротив, этакая изощрённая форма солнечных часов в моём, заметно опустевшем, мире. В такие часы я раз за разом прокручиваю историю случившегося, чтобы задержать настойчивое разрастание пустоты внутри себя.
Итак, меня зовут Олег, на данный момент мне тридцать пять лет, я приехал из России, привезя с собой удивительный груз проблем, разобраться в которых вызвались специалисты, потратившие ни один год на работу с психами, лицами прожившими неудачный суицид, а иногда и попросту раздавленными депрессией, одинокими осколками нашего, всё еще столь разрозненного, общества.
Я приехал не один, как ни странно, меня повсюду сопровождал мой отец. Мужчина разменял шестой десяток, за всю свою жизнь он разве-что путешествовал по регионам нашей родины, теперь же им помыкали обстоятельства.
