Я ждала этого вечера две недели…
– Мам, я дома!
Закрываю дверь, снимаю куртку и пытаюсь пристроить ту на вешалку. Но куда там! Снова все занято маминой одеждой. Видимо, опять подбирала одежду на выход, а в итоге все оставила здесь, не удосужившись убрать.
Кое-как разобравшись с вешалкой, прохожу в комнату, но там никого. Странно. Неужели ещё не вернулась? Сама же позвонила, спросила, когда буду дома.
Даже пообещала сюрприз.
Честно говоря, ради этого я даже из кафе ушла пораньше. Вроде бы мне уже исполнилось восемнадцать, но до сих пор верю в сказку и мечтаю о том, что мама скажет всего три слова – я тебя люблю.
Может, именно сегодня это чудо и произойдет? Мы хоть и решили отметить мой день рождения только спустя пару недель из-за того, что мама уезжала по делам в другой город, но не могла же она оставить меня без подарка в мое совершеннолетие?
Без настоящего подарка, выбранного с душой, а не очередного денежного перевода со словами – “купи себе что-нибудь”.
На кухне тоже никого. Правда, в ведре со льдом стоит бутылка шампанского, на тарелках разложена нарезка, фрукты.
Даже два бокала из набора, который мама достаёт крайне редко и только по большому поводу.
Может быть кто-то скажет, что я не должна надеяться. Что глупо ждать от матери любви, если она частенько напоминает о том, что я поломала ей будущее, появившись на свет так невовремя. Ведь родила она меня, когда ей было всего семнадцать. Отец мой – ее ровесник, но любовь их довольно быстро закончилась, как только всплыла правда о беременности.
Был грандиозный скандал, однако в итоге родители вместе не остались. А мама… Она до сих пор в поиске личного счастья, которое ей и спугнуло именно мое появление. В этом плане у нас с ней полная стабильность – мужья приходят и уходят, а мы остаёмся вдвоём.
Правда, как-то раз, когда она довольно сильно напилась после развода с очередным мужем, так и вовсе заявила, что если бы не резус-фактор, то сделала бы аборт.
Больно ли такое слышать? Наверное, да. Но я привыкла. Возможно, потому что очень редко, когда маму сваливает очередной приступ мигрени, и она, закинувшись таблетками, начинает разговаривать во сне, я слышу, как она просит у меня прощения. Как говорит, что любила моего отца больше жизни, что просто оказалась слишком слабой.
Мне сложно ее судить. Я не знаю, как это – всю жизнь любить человека, который тебя бросил. А в том, что она до сих пор любит моего отца, нет никаких сомнений – однажды я даже нашла его фото, которое она прячет в шкатулке.
Спустя столько лет…
Достаю мобильный и набираю номер мамы, чтобы понять, как дальше поступить – может, хотя бы ужин приготовить? Или у неё вообще другие планы.
Но телефон оказывается отключён. В который раз.
С тоской смотрю на все расставленное на столе. Могла ли она забыть? Сомневаюсь. До этого момента как бы цинично она ко мне не относилась, все равно поздравляла.
Да и то, что на столе все приготовлено, тоже говорит о том, что мама помнит о моем дне рождения. Нужно только подождать. Наверняка она просто вернулась пораньше и куда-то вышла в магазин, чтобы купить хлеба или еще что. Я же тоже освободилась почти на час раньше.
Я успеваю проверить почту и прочитать лекции на завтра, когда слышу щелчок замка в ванной.
Тут же расслабляюсь, поняв, что мама в ванной опять делала свои чудо-маски для поддержания молодости, как она говорит. А значит, сейчас она вернётся и…
Едва слезаю с барного стула, как в дверном проеме показывается незнакомый, широкоплечий мужчина. В одном полотенце, обернутом вокруг бедер.
Это настолько меня шокирует, что я замираю без возможности пошевелиться.
В коридоре лампа не включена, а незнакомец не вышел на свет, так что черты его лица я не могу как следует рассмотреть.
