ГЛАВА 1
Антон
Паркуюсь на стоянке возле ЕЕ дома. Черная «БМВ» сливается с
другими машинами. Прикуриваю сигарету, приоткрываю окно,
откидываюсь на сиденье в полулежачее положение и наблюдаю за домом.
Райончик элитный. Блестящие высотки, стеклянные двери, огромный
холл. Консьерж, мать их! А по идеальным дорожкам гуляют местные
мамаши с детьми. Площадка огромная, как мини парк развлечений. Все
по европейским стандартам. Идеально и чисто до тошноты.
Глубоко затягиваюсь крепкими сигаретами, до жжения в легких. В
висках начинает пульсировать и давить на глаза. Включаю музыку,
вожу пальцами по сенсорной панели, нахожу плей-лист с релаксом и
пытаюсь расслабиться.
Зря это все...
Головой, сука, понимаю, что не должен быть здесь, но тело и душа
не слушаются. Мне хочется увидеть ее до ломоты в костях. Хотя бы
просто увидеть... А потом... А потом решим... Черт его знает...
Только от нее зависит, загнусь ли я от тоски или все же буду жить.
Ревность, сука, грызёт, въедаясь острыми шипами, раздирая изнутри,
но я пытаюсь ее подавить, потому что сам отчасти виноват. Свою
никогда не отпускают и не оставляют...
Сева сказал, что она должна в это время вернуться домой. Но мне
похрен, сколько ждать, я готов неделями отсюда не вылезать, только
бы снова заглянуть в ее глаза. Вот такая вот дикая потребность
освежить память, чтобы ее образ не расплывался в моих воспоминаниях
и снах. Это клиника, но я давно понял, что болен этой женщиной. Ни
время, ни годы разлуки, работа, алкоголь, травка, и другие женщины,
а точнее безликие, безымянные тела, не смогли вытравить ее из меня.
Словно она оставила во мне часть себя, и эта часть постоянно ноет,
болит и пульсирует, не так сильно, чтобы сдохнуть, но забыться
невозможно.
Расслабится не получается, сажусь, открываю бардачок, достаю
пузырек с анальгетиками, закидываю две таблетки в рот и, морщась,
жую горькие, вяжущие таблетки для быстрого эффекта. Беру бутылку с
водой и запиваю, прополаскивая рот.
Заглядываю в зеркало, провожу рукой по волосам, отросшей челке.
Там, в нашей прошлой жизни, Татке очень нравилась эта чёртова
длинная челка. Состричь бы снова нахрен, но рука не поднимается, я
до ломоты хочу почувствовать её нежные маленькие пальчики в
волосах. Вновь сканирую двор и возвращаюсь к своему отражению,
заглядываю в зеленые глаза. По мне, нет в них ничего красивого, но
бабы ведутся. Не знаю, что они в них находят. Просто тащатся от
моих глаз, челюсти и подбородка. Каждая норовит облапать мое вечно
небритое лицо наманикюренными пальцами, но я не позволяю. Ненавижу,
когда трогают лицо. Никому не позволял, кроме НЕЕ... Потому что,
как бы я ни сопротивлялся, ни пытался переболеть, это все до сих
пор ее.
Вновь откидываюсь на сиденье, беру еще одну сигарету. Пытаюсь
прикурить, нервно чиркая зажигалкой, которая никак не хочет
загораться, а потом зажимаю зубами фильтр, прокусывая его. Потому
что по идеальной мозаичной дорожке к дому идет Таня...
И все вокруг расплывается к чертовой матери. Сжимаю руль,
рассматривая ее, как сумасшедший. Сколько я не видел ее вот такой
живой, реальной? Точно знаю. Ровно 1528 дней. А это четыре года,
два месяца и восемь гребаных дней. Мать вашу, это же целая
вечность, которая вырыла между нами пропасть.
Она изменилась. Уже не та девочка, в которую я влюбился с
первого взгляда, вздоха, касания, взмаха ее длинных пушистых
ресниц, улыбки на пухлых губах. Раз - и насмерть! Разбился
вдребезги, падая к ее ногам.
Таня останавливается на площадке, опуская сумочку на лавочку,
вынимает телефон и кому-то звонит. А я медленно пожираю ее
взглядом, плавно изучая от темно-бордовых туфель на каблуке,
стройных ножек в черном капроне до строгой черной юбки,
обтягивающей упругие бедра. Я помню, какие они на ощупь, как нагло
оставлял на них синяки под ее возмущения, но быстро закрывал ей рот
поцелуями. А ведь у меня это все было. Полный доступ к ее телу и
душе. Я ничего ей не оставлял, все забирал, а она полностью
отдавала только мне... У меня были миллионы поцелуев, тысячи ночей,
и ничего не осталось... Только гребаные воспоминания, от которых
каждый раз больно спирает грудь...
