Она уже несколько дней была сама не своя, сегодня уже с утра сосало под ложечкой и бабочки в животе не порхали, а, скорее, скреблись и царапались.
«Сегодня вечером в восемь», – всё время повторяла Она, смотрела на себя в зеркало и тут же отворачивалась. А потом смотрела снова.
Раньше она винила себя, что так растолстела во время беременности, что разрешала себе всё что душе было угодно. А душа, точнее, тело хотели очень многого: и сладкого, и соленого и всего вместе. И вдруг острого, таиландского, так что все внутренности обожжет. И тут же она переживала, что это, может, вредно для будущего ребенка… Но всё себя успокаивала, что, мол, ребенок этого хочет. Потом смотреть не могла на эту еду и бросалась на что-то другое. И вот ради него, ребенка, и, как потом выяснилось, ради красавицы девочки, она поправилась килограмм на 30 и еще больше во время кормления. И эти 30 килограмм прилипли к ней, приросли, точнее, вросли в нее, да так и остались. Ни одна из диет, которыми она самозабвенно себя истязала, не дала ни малейшего ощутимого результата и даже при ее довольно высоком росте лишние килограммы смотрелись совсем не аппетитно.
Не оставалось другого выхода, как только простить себе и лишний вес, и переедание, принять всё как должное: как смену времен года или как следующее время суток.
В хорошем настроении она лишние килограммы ласково называла «мои округлости», но обычно звала их «жир».
Сегодня, перед предстоящим, она решила побрить между ног, чего не делала уже много лет, похоже аж с момента беременности, и не смогла там ничего увидеть. Живот мешал своими складками, большая отвисшая грудь болталась и злила. Пришлось взять зеркало. О, как же долго она на нее не смотрела! Вид ей совсем не понравился. «И как только мужиков возбуждает такое зрелище, заставляя сходить с ума», – подумалось ей. Одних заклинивает на творчестве: они пишут стихи и поэмы, рисуют картины, лепят и высекают из камня; а другие превращаются в животных и грубой силой берут то, что им надо…
Снова посмотрев вниз, она вдруг вспомнила как еще подростком любовалась своей маленькой «подругой», поглаживала ее и… улетала на небеса. Потом девчонки сказали, что этого делать нельзя, греховно, запретно, от этого случится болезнь… Такой вот подростковый бред. И она натянула трусики повыше и оставила это удовольствие навсегда. Хотя воспоминания об этих полетах, конечно, остались… И потом, выросшая, она одной из первых в ее классе потеряла девственность и снова стала улетать…
Именно это желание опять подняться на небеса и подбило ее к этому поступку. А бабочки всё скреблись и царапались.
Хорошо, что у нее такие замечательные подруги, – пообещали, что будут всю ночь не отходить от телефона: спать в гостиной рядом с аппаратом. Сказали, что если мужик окажется агрессивным, будет делать больно, то она должна немедленно их набрать. Хотя, если действительно такое случится, довольно сложно будет крутить диск телефонного аппарата, одновременно отбиваясь от него.
А они говорят: «Поставь телефон в ванную»…
Ладно, посмотрим, что будет. Она даже не уверена, что вообще откроет ему дверь…
С такими мыслями она собрала дочку на ночевку к ее подруге, замочила коричневый рис и положила мясо в маринад, на ужин. Она хотела, чтобы все было по-настоящему, естественно, всё своим чередом. Ужин, беседа, а потом…
Надо сказать, что готовила она очень хорошо, всю душу вкладывала, всю свою доброту. А как украшала еду и стол! Всю процедуру ужина она проводила как ритуал.
Этому она от матери научилась. Отец ее маму прямо на руках носил, в буквальном смысле.
Мать была маленькой хрупкой женщиной, а отец огромным, сильным и очень добрым. Дочка взяла от него и доброту, и рост и, к сожалению, даже черты лица. Зато от матери она получила всё остальное. Весь быт у ее мамы был продуман до мелочей и, как по волшебству, всё появлялось и так же исчезало, когда было нужно, например, грязная посуда… Ее мать никогда и ни на что не жаловалась. Она порхала как фея с одного дела на другое. Взмахивала, как казалось, волшебной палочкой и всё мылось, чистилось, варилось, штопалось, гладилось и так далее.
