Одним темным-темным вечером в одной небольшой лаборатории университетского кампуса горел свет. Свет извлекался из потрескивающего и шипящего искрами экранчика, к которому десятком проводов была присоединена печатная машинка. Клавиши оной то и дело хлестко ударяли воздух, распуская неприличный шум, в столь позднее время пугавший страдающих от неврозов лабораторных летучих мышей, для которых подобный звук означал начало протоколирования очередного эксперимента. Но в этот вечер им нечего было опасаться, в отличие от маленькой печужки, только что собравшейся спеть свою ночную идиллически прекрасную песнь. Как только птаха раздулась, набравши воздуха для знаменательной начальной ноты, чья-то черная когтистая лапа успела схватить несчастную и уволочь во мрак.
Под хруст костей на пыльном от неприличной россыпи злорадно перемигивающихся звезд небе тяжелыми тушами волочились накудрявленные облака. То и дело из них выпадали мелкие тучки, которые тут же, не жуя, жадно заглатывала желто-зеленая пасть заката. Ветер, тоскливо завывающий в трубах, в исступлении сорвал единственный листочек на голой ветке ивы, и, не удовлетворенный отсутствием внимания к собственной персоне, потащился выламывать лист железа с карниза лаборатории. Об этом самом давно шатающемся листе университетский «живой зомби» Геркулай вот уже двадцать пять раз предупреждал равнодушного к его просьбам и вселенной вообще толстячка завхоза с широкими усами и квадратным лицом.
Примечание: по правде говоря, с научной точки зрения Геркулай не являлся зомби, скорее жертвой неудачного эксперимента с астральными сферами, застывшей между «там» и «здесь», между мистическим и физическим мирами. К вящей неудобице «здесь» застряло лишь его тело и некоторая часть примитивных личностных качеств, в которые как нельзя кстати затесалось умение делать проблемы из ничего и возводить их до уровня абсолюта. Для помощника завхоза – качество наипервейшей важности, для самого Геркулая – единственный доступный ему вид магии. Тем не менее, научное сообщество университета не смогло определиться, «недоумер» Геркулай, или же «пережив». И потому, ради уменьшения бумажной волокиты на закрытом заседании Комиссии по этике решено было инвентаризировать несчастную жерву излишней веры в экспериментальную науку как «Зомби. Исключительный подвид – живой» и причислить к лаборатории факультета прикладной магии в качестве особо ценного экспоната «с зачатками разума».
Меж тем, ветру удалось покончить со своим подлым делом и вырвать-таки несносный лист железа, от чего тот насупленно бросился вниз и с грохотом обрушился на крышу коморки Геркулая. Разбуженный и злой, Геркулай вышел на улицу и сразу получил каплей дождя в ухо, а затем и в лоб. По неизвестным науке причинам Геркулай ненавидел дождь с еще большей яростью, чем вампиры ненавидят, когда кто-то пытается укокошить их серебряной пулей или забросать чесноком. Так что в следующую четверть часа зомби Геркулаем были поставлены с ног на уши все ответственные и безответственные лица, а упавший лист усилием воображения превращен в злонамеренную попытку вредительства казеного имущества. По этому поводу на место преступления была вызвана охрана кампуса, собранная из весьма незаурядных существ, о которых мы узнаем позже.
Об этих событиях, конечно же, не подозревала маленькая ведьма, увлеченно печатающая в визире свой первый в жизни литературный труд. И еще она не знала о том, что черная когтистая тень жидким пятном пролилась вокруг оконца и заглянула внутрь, сузив глаза и облизнувшись. Еще больше она удивилась бы, если бы догадалась, что этот противный визг, оторвавший ее от кипучей деятельности и так похожий на арию умирающей игуаны, был спровоцирован довольно грубым вторжением одного скучающего оборотня, пожелавшего влезть в то же самое оконце и заглянуть за ведьмино плечо прямо в ее новорожденную историю.
