– Киска, я ушел, – послышался из коридора Костин голос.
Маша, с одним накрашенным глазам, выглянула из ванной, чтоб поцеловать мужа, но дверь уже захлопнулась. Вздохнув, она выключила свет – раньше он никогда не уходил, не приласкав ее, не пожелав удачного дня. Как же давно это было!.. Теперь даже ложась спать, он отворачивался к стенке, порой забывая сказать «спокойной ночи».
…И правильно, что он больше не называет меня по имени, – подумала Маша, – «киска». Я и есть его киска, которую надо кормить и выгуливать. Можно погладить, если делать нечего, а остальное время пусть спит на диване или играет с бумажным бантиком… Настроение испортилось. Впрочем, нельзя сказать, что до этого оно было каким-то особенно радостным.
От мыслей, постоянно роившихся в голове, Маша не чувствовала себя отдохнувшей, но открывая глаза задолго до того, как прозвонит будильник, все равно не могла заснуть снова. Желание спать вернется потом, на работе, когда ближе к двенадцати она начнет клевать носом прямо у компьютера. Срочно потребуется допинг, в виде большой чашки кофе, который заваривает Танька, сидящая на кассе – только она умела делать кофе, способный ее взбодрить; у самой Маши всегда получалась бурда с непонятным вкусом и цветом.
А, может, дело было не только в кофе. Танькин оптимизм и жизнелюбие на какое-то время, будто передавались ей, и начинало казаться, что жизнь не так уж беспросветна, и где-то совсем рядом ждет что-то хорошее и доброе. Однако это состояние проходило вместе с окончанием «кофепития»…
А утром она привыкла лежать, глядя на постепенно прорисовывающийся в рассветных сумерках Костин профиль, и думать, что же произошло между ними такого кардинального, вдруг превратившего ее из Машеньки или Машутки в безликую «киску»? Эту задачу она не могла решить уже много дней.
Вздохнув, Маша вернулась к не докрашенному глазу…
* * *
Желтые сухие листья, плотным ковром укрывшие асфальт, приятно шуршали под ногами. Солнце, выползшее на ярко-голубое небо, казалось по-летнему жарким, и люди, поддавшись обману, спешили навстречу такие не осенние – в легких пестрых одеждах и черных очках. …Летний синдром, – подумал Костя, останавливаясь около своего «Опеля», стоявшего под большим корявым деревом. Несмотря на наличие гаража, он часто бросал машину возле дома, будучи уверен, что с ней ничего не случится. Кому в наше время нужна пятилетняя «Аскона», когда вокруг бегает столько новеньких иномарок и «Лад», неотличимых друг от друга, а потому, словно предназначенных для угона.
Легким движением Костя смахнул с лобового стекла нападавшие за ночь листья и уселся за руль. Мотор заурчал; Костя положил руки на баранку, и откинувшись на сиденье, закрыл глаза. Каждое утро он задавал себе один и тот же вопрос – хочется ему ехать на работу или нет, но так и не мог найти однозначного ответа. С одной стороны, он являлся хозяином фирмы, поэтому психологический климат не мог угнетать его – он сам ежедневно создавал его в зависимости от настроения. К тому же, фирма приносила доход, позволявший чувствовать себя вполне обеспеченным человеком, что немаловажно для поддержания чувства собственной значимости, а, следовательно, и желания работать дальше. Но, с другой, он настолько хорошо представлял все события грядущего дня, что работа становилась не только скучной, но даже в некоторой степени, утомляла.
Можно было, конечно, никуда не ходить, а просто позвонить в офис и сообщить, что сегодня он не появится, никому ничего не объясняя. Никто ж не будет задавать «хозяину» лишних вопросов, но чему, в таком случае, посвятить день?..
…Машка б, точно, придумала занятие, – Костя даже знал, какое, потому что кран на кухне капал уже вторую неделю,
