Десять монологов о жизни… моей и моих сверстников
Кончилась война в сорок пятом. И появились мы, послевоенные дети. Дети тех, кто остался в живых.
Стали мы пищать, ползать, ходить, говорить…
Сонное утро, мама, вставать не хочется.
Детский сад, воспитатели, игры.
Корь, ветрянка, желтуха, свинка.
Мы выжили, подросли и пошли в школу.
Тетради, учебники, ручки с перьями. Домашние задания, кляксы и слёзы.
Третий класс. Приём в пионеры. Пионерские звенья, отряд, дежурные санитары.
Летом – пионерский лагерь. «Отряд, равняйсь! Смирно!». Новые друзья, соревнования. В конце смены – прощальный костёр. Утром – поезд, вокзал, радость встречи с родителями.
И снова первое сентября. Одноклассники. Учителя. Снова уроки, уроки…
Зима. Коньки, лыжи, снежки, катание с горки.
Ангина, грипп, воспаление лёгких.
Первая любовь. Мечты и желания. Мысли о будущем.
Десятый класс… Одиннадцатый… И вот, наконец, последний звонок.
Выпускные экзамены, школьный бал. После – гуляние до утра.
Радость и лёгкая грусть расставания.
Чуть отдохнули, а жизнь торопит: «Что дальше? Быстрее! Выбирай дорогу!».
Хочется выбрать самим. Родители просят: «Только не надо фантазий. У вас – фантазии, у нас – жизненный опыт».
Многие сдаются и плывут по течению, не доставляя родителям огорченья.
Поплыл и я.
Это было десять лет назад.
Дверь метро, как добрая акушерка, шлёпнула меня по заду и, дёрнувшись, я появился на свет божий. Студент, впервые идущий на занятия в институт.
Первое сентября. День цветов, ожиданий, речей и улыбок.
До института десять минут ходьбы. Я шёл, и душа, в предчувствии, пела.
Песню портила папина шляпа. А виной тому были дождь и мамино любящее сердце.
Час назад, заслонив собой дверь, мама требовала, умоляла: «Надень что-нибудь на голову! Посмотри в окно – начинается дождь!» Как каждая мать, она верила, что голова сына будет способна на многое, и её надо беречь. Остальным частям тела она, видимо, придавала меньшее значение.
Я рвался в жизнь с непокрытой головой. Мама стояла насмерть. Омрачать ей этот день не хотелось. Я покорился. Схватил висевшую на вешалке шляпу и выскочил из квартиры.
Надвинув шляпу на лоб, иду вразвалку по улице. Иду в институт.
Гордились родители: их дети умные – они поступили.
Довольны были учителя: хорошо учили.
А мы радовались – не надо больше сидеть, готовиться, волноваться. Краснеть и потеть на приёмных экзаменах.
Надо снова учиться. Теперь в вузе. Высшем учебном заведении.
И кто такое название придумал! Заведение…
Прошло время. Мы повзрослели, закончили институт. Ребята пошли лейтенантами в армию. На два года. Кто сразу, кто через год, через два. Кому-то повезло – не взяли.
Служба в армии – это отдельная песня. Скорее даже повесть или роман.
Стою на плацу. Жарко. Рубашка с погонами старшего лейтенанта. Передо мной двенадцать гавриков в серых х/б. Второй стартовый взвод. Мои ребята.
Через две недели, радостный и свободный, я запущу фуражку в угол комнаты, рвану на самолёт, самолёт поднимется в воздух, и останется позади военная служба. Ох и долго же она тянулась!
А после школы-то прошло уже десять лет. Шесть лет – институт, два года – работа, два – служба. Десять лет!
Что ж, начнём всё сначала.
Выходной. Гуляю по городу.
Кировский проспект. Ходил по нему в школу, встречался с друзьями. Вот мой дом номер 73/75, где жил в коммуналке до пятнадцати лет.
В соседнем доме – «Молокосоюз». Так его все называли. Магазин с большими витринами и мраморными колоннами. Сюда посылала меня и сестру мама за молоком и маслом. Закрыт. Не работает.