Трагедия 11 сентября 2001 года стала для американцев тревожным сигналом. В 1990-е годы мы стали самодовольными. После распада Советского Союза ни одна страна не могла сравниться с нами или уравновесить нас. Мы обладали непревзойденной глобальной военной, экономической и культурной мощью. Война в Персидском заливе в начале десятилетия была легкой победой, а в конце десятилетия мы бомбили Сербию, не понеся ни одной потери. Экономика росла, фондовый рынок переживал бум. Мы напоминали Великобританию середины викторианской эпохи, но с еще большим глобальным охватом.
Но американцы были в большинстве своем равнодушны и не знали, как сформировать внешнюю политику, чтобы направить эту мощь. Опросы общественного мнения показывали, что американская общественность сосредоточена на внутренних делах и не уделяет должного внимания остальному миру. В период с 1989 по 2000 г. телевизионные сети закрыли зарубежные бюро и на две трети сократили содержание зарубежных новостей. Руководители телекомпаний обнаружили, что «молодые взрослые больше заботятся о диете Zone, чем о тонкостях ближневосточной дипломатии». Президент MSNBC обвинил «национальный туман материализма, дезинтеграции и избегания». А многие из тех американцев, кто все же уделял внимание внешней политике, стали высокомерно относиться к своему могуществу, утверждая, что нам нет необходимости прислушиваться к мнению других стран. Мы казались себе одновременно и непобедимыми, и неуязвимыми.
Все изменилось 11 сентября. Направление изменений, если не время, можно было предвидеть. В начале года в итоговом докладе комиссии по национальной безопасности, возглавляемой бывшими сенаторами Гэри Хартом и Уорреном Рудманом, содержалось предупреждение о том, что военное превосходство Америки не защитит нас от враждебных нападений на нашу родину: «Американцы, скорее всего, погибнут на американской земле, возможно, в большом количестве». Доклад был в значительной степени проигнорирован. В 1997 г. мы с Джеймсом Вулси писали, что высший приоритет в политике национальной безопасности США должен быть отдан катастрофическому терроризму, но мы опасались, что «сама природа американского общества затрудняет подготовку к этой проблеме. Из-за нашего «менталитета Перл-Харбора» мы вряд ли сможем организовать эффективную защиту до тех пор, пока не подвергнемся нападению.
Террористическая атака стала ужасным симптомом более глубоких изменений, происходящих в мире. Как я покажу в главе 2, технологическая революция в области информации и коммуникаций приводит к тому, что власть уходит от правительств, а отдельные лица и группы получают возможность играть в мировой политике такие роли, которые раньше были уделом только правительств государств, включая нанесение массовых разрушений. Приватизация усиливается, а терроризм – это приватизация войны. Более того, процессы глобализации сокращают расстояния, и события в далеких странах, таких как Афганистан, оказывают все большее влияние на жизнь американцев. Мир переходит от эпохи холодной войны к глобальному информационному веку, но до недавнего времени американские взгляды и политика не шли в ногу со временем.
Теракт 11 сентября 2001 года
Как нам быть дальше? Американцы до сих пор ломают голову над тем, как лучше сочетать нашу мощь и наши ценности, снижая при этом нашу уязвимость. Будучи самой крупной державой в мире, мы вызываем у некоторых, особенно в мусульманском мире, как тоску, так и ненависть. Как сказал один пакистанский врач и религиозный лидер, «вы слепы ко всем, кто находится за вашими границами… Америка – самый большой в мире хулиган». Стоит ли удивляться, что многие ликуют, когда у этого задиры в конце концов оказывается окровавленный нос?» В то же время эта трагедия вызвала огромный подъем симпатии к США в большинстве стран мира.