Глава без номера
История с одним неизвестным
Сельская улица выглядела мирно: пять или шесть коттеджей по одной стороне, столько же по другой – до перекрёстка, но Бродяга знал: первое впечатление обманчиво. Однажды он брёл по такой же пустой улочке, и всё было спокойно, пока деревянный забор не стал с треском и визгом плеваться щепками. В тот раз спасся чудом. Как? Он не знал. За околицей на него напала стая собак; может, поэтому и случился провал в памяти. Собак Бродяга ненавидел горше, чем людей, но понимал лучше. Они, как и он сам, искали еду и старались избежать опасности; они нападали, когда чувствовали себя сильнее, и спасались бегством, наскочив на сильного противника, а люди… Сначала участливо, даже вроде бы ласково расспрашивали, а после вдруг стали бить. Людскую речь Бродяга не понимал, не помнил даже, понимал ли раньше. Чего они от него хотели? Он так и не узнал, потому что случилось чудо: сарай, где его заперли на ночь, сам собою развалился. Вместо корявых досок и балок Бродяга увидел освещённые заревом тучи, а ворота – крепкие, вечером пробовал их проломить – рухнули с таким грохотом, что Бродяга надолго оглох. Странно, что от падения деревянной воротины может получиться такой шум, но мало ли вообще в мире странного? Деревня превратилась в огромный костёр – удивительно, но не страшно и даже весело. Бродяга смеялся. Выбравшись к лесу, обернулся; оскалился, щурясь на пламенные сполохи, и выкрикнул какие-то слова. Наверное, той ночью он ещё помнил, что они означают, но это было давно. Потом сколько-то раз опускалась ночь и начиналось утро. Это не заботило Бродягу, тьма отличалась от света тем, что неудобно искать еду, бежать и вовсе невозможно, не видно дороги, того и гляди – сверзишься в яму и переломаешь кости, зато прятаться и отдыхать удобнее, чем днём, никто не потревожит и не сгонит с нагретого места. Он отлёживался ночью, а днём искал съестное, потому что всё время был голоден. Если бы не еда, не совался бы к людям. Обжитые селения легче и безопаснее обойти стороной, ночевать лучше в развалинах, которых попадается много, но там еды почти никогда нет. Однажды нашлась – после того случая он особенно тщательно осматривал руины, надеясь отыскать стеклянные банки с неописуемо вкусным мясом – но такого чуда более не случалось. Сколько ни съешь за один раз, на всю жизнь не насытишься; всё, что унесёшь с собой, скоро кончится; остаться рядом с едой не дадут люди или собаки. Жаль, очень жаль.
«STOP. Контроль», – прочла я. Чёрным по белому полю написано, кровавым кантом обведено. Дорожный знак, криво прикрученный к трубам переносной оградки. Кладбищенское какое слово выскочило: оградка, – да потому что выглядела она уныло, приткнутая у края дороги. Одну ногу выставила на асфальт, другую увязила в грязный снег. Точно как на таможне. Что за притча, откуда таможня? Граница на севере, ехали мы на юго-восток. Солнечное пятно в тумане прямо по курсу над трассой висело, потом нырнуло в чащу, снова вынырнуло. Он ещё сказал, похоже на яичницу, и я подумала, корявая метафора, но действительно похоже: желток на серой разогретой стали, или даже не на яичницу, нет. Масло томно ползёт по сковороде, плавится, а сверху из поварёшки льют белое, и… Шс-с! Растекается, шипит от злости блин. Масленица. Не сегодня, на следующей неделе. Сегодня пятница, тринадцатое. Хороший день. Но почему же всё-таки… Справа «STOP. Контроль», а слева? Стекло холодное, мутное, видно плохо. Туман снаружи, а изнутри запотело. Протереть? Я ладонью. Мешки какие-то на обочине штабелями, толстяки в жёлтых жилетках возле другой оградки.
