– Слабо горит, – со знанием дела сказал Сашка. – Нам нужно больше огня!
– Мальчики, раздуйте уже посильнее! – согласилась с ним Савельева, недовольно надувая губы, ну а я...
А я молча принялась наблюдать, как замахали фанеркой Артурчик и Сашка, пытаясь оживить наш импровизированный костер, который никак не хотел разгораться. Темноволосый Артур в этот момент был похож на взъерошенного галчонка, который вот–вот оторвется от земли и взлетит. А Сашка скорее на медведя, вылезшего из берлоги. Особенно, в этой его потрепанной куртке с оторванными карманами – дачный стиль, ага.
В костре, к слову сказать, были вещи, от которых прямо–таки фонило нехорошей кармой. К примеру, стопка лекционных тетрадей Юльки Савельевой, над которыми она рыдала весь последний семестр ( там кое–где даже тушь размазанная на страничках осталась ), мой учебник по высшей математике, Сашкины растянутые спортивные треники, обгрызанные карандаши для черчения Артура и, вишенка на торте – портрет Грымзы Олеговны Хаврошкиной в ее любимых очках–лупах, исполненный на помятом тетрадном листе – был коллективным творчеством, но ужасно сходным с оригиналом.
Подобной дурью мы маялись впервые. Рецепт ритуала для привлечения удачи на будущий учебный год нам передали наши друзья со старшего курса, заверяя, что он работает почти так же безотказно как “Халява–приди!” и “Пятак под пятку”, только в сто раз круче. Нам были обещаны безграничная любовь преподов, первый билет на каждом экзамене, самые вкусные пирожки в столовой и еще много всяких студенческих бонусов, которые все здесь перечислять не имеет особого смысла – вы их и так знаете.
– Хах, прикол, она тут на тебя похожа, Аньк! – заметил Артурчик, обугленной веточкой подталкивая портретик Графены Олеговны поближе к огню. – Тебе бы такие очки, и точно не отличить будет!
– Угу...
– Кстати, у мамки в комоде точно такие же есть, – хохотнул Сашка. – Ща принесу – поржем!
Он умчался вслед за своими обещаниями в дачный домик родителей, ставший нам приютом на эти выходные, а мы втроем остались у костра, который уже полыхал так, что от него даже искры летели. Портетик сморщился и, полыхнув, сгорел.
– Так ты в итоге сдала ей? – спросила подруга. – Я слышала ты Грымзе пять раз пересдавала.
– Семь, – призналась я с тоской в голосе, от одних воспоминаний этих пересдач в нервную дрожь бросало.
– И как? Плакала у нее в кабинете?
Я усмехнулась. Все знали, что студенческие горючие слезы не оказывали на Грызму Олеговну ровно никакого влияния. Как не пробивало ее в сущности ничего. Ни уговоры, ни мольбы, ни угрозы, ни деньги или даже святое – знания! Если ты по несчастливой случайности умудрилась попасть к ней в немилость, то из черного списка уходила только одной дорогой – через кабинет ректора на отчисление.
Знала об этом и Юлька, поэтому и смотрела на меня сейчас как на супергероиню из какого–нибудь модного блокбастера. Впору было надевать шапочку с прорезями и повязывать бандану с вышитыми инициалами на лбу, а потом бежать спасать мир. От инфернального зла в виде Грымзы.
– Мне помог папа Сашки, – призналась я.
– Да ладно?! – выпучила глаза подруга.
– Грымза – его соседка по даче. Кстати, там за забором ее участок. Сашка говорит, она совсем повернутая на огородной тематике, а Сашин папа выращивает какие–то особенные огурцы, которые та сама никак развести не может... Тот дал ей рассаду, а она поставила мне три и отпустила на волю.
– Афигеть, – только и выдала Юлька. – Какие у нашего Александра, оказывается, полезные связи.
Кстати, сам Сашка прибежал спустя несколько минут, когда костер закончивших учебу первокурсников, то есть нас, уже догорал.
– Вот! – он протянул мне очки–лупы стрекозиного вида в роговой оправе. – Примерь.