События 1917 года прервали связи России со странами Латинской Америки и Карибского бассейна. На их восстановление Советскому Союзу потребовались годы, и загранработникам, подобно «колумбам» ХХ века, пришлось фактически заново открывать и осваивать этот далёкий регион.
Сталин за годы нахождения у власти в редких случаях публично проявлял интерес к Латинской Америке. Прагматичный подход советского лидера к латиноамериканским делам был более чем очевиден: он считал этот регион геополитической периферией. Доминирование в нём Соединённых Штатов было бесспорным, и соперничать с ними в обозримой перспективе не имело смысла. Впрочем, Сталин инициативы НКИД по Латинской Америке поддерживал, если складывались благоприятные условия для полезных, с его точки зрения, отношений с той или иной страной региона.
Первыми отважились на установление дипломатических отношений с Советами Мексика в 1924 году и Уругвай в 1926 году, хотя, в отличие от Мексики, полпредство в Уругвае было открыто только в августе 1933 года. Однако правительства менялись, и новые «хозяева в доме» начинали выдвигать – по внутренним причинам или по подсказке Вашингтона – претензии неприемлемого характера, чаще всего политические. Буржуазной прессой обрабатывалось общественное мнение: насколько можно доверять «красным дипломатам»? Какую конкретную пользу можно извлечь из связей с Москвой? Для чего прибывают в страны Западного полушария нелегальные эмиссары Коминтерна? Не готовят ли они коммунистические перевороты в регионе, как об этом «сигнализируют» из Вашингтона и Лондона?
Недоверие возобладало. Мексика прервала дипломатические отношения с Советским Союзом в 1930 году, Уругвай – в 1935-м.
Вторая мировая война полностью «переформатировала» международную ситуацию. Победы Красной армии сопровождались дипломатическими «прорывами» Советского Союза. В 1943–1945 годах советские посольства в Латинской Америке и действующие под их «крышей» разведывательные резидентуры приступили к работе. Для Соединённых Штатов демонстрация «серпастого молоткастого» красного флага в заповедных краях «Доктрины Монро» («Америка для американцев!») стала настолько неожиданной, что Вашингтону потребовалось несколько лет, чтобы осмыслить возникшую ситуацию и предпринять меры для «наведения порядка» на своём «заднем дворе».
Появление советских миссий в регионе – от Мексики до Чили – демонстрировало латиноамериканцам, насколько возросло могущество «Красной империи» или, как нередко говорили, «Красного сфинкса»[1]. Инерция враждебности и недоверия пошла на спад, появились возможности для прямого политического общения, налаживания торгово-экономических и научно-культурных связей. Повседневная деятельность загранпредставительств в Латинской Америке во многом была работой на перспективу, поиск и закрепление отношений продуктивного сотрудничества.
По мнению Сталина, многообещающий вариант «наведения мостов» с Латинской Америкой обозначился в Аргентине. На рубеже 1940—1950-х годов в этой стране правил Хуан Перон, харизматичный волевой лидер того же склада, что и сам Сталин. Аргентинец, несмотря на его прежние «прогерманские» склонности, не мог не привлечь внимания советского руководителя. В речах Перона звучали антиимпериалистические мотивы, он последовательно выступал против диктата США в регионе, отстаивая как аргентинские, так и латиноамериканские интересы. С точки зрения Сталина, он был подходящим политиком для «стратегического общения».
Информация по Латинской Америке поступала в уполномоченные советские ведомства постоянно и по различным каналам. Руководство МИД и разведки при отработке сообщений для Сталина считало главным критерием их полезности – уровень секретности, упреждающий характер, объективность и конкретность содержания. Вопрос о направлении информации вождю решался после предварительной сверки: не «освещалась» ли тема в сообщениях ТАСС.
