Ад кромешный воцарился на воде и на суше. Залпы орудий, треск рушащихся мачт, крики ярости, ругань, проклятья, вопли раненых, команды офицеров, свист боцманских дудок – все слилось в непрекращающийся гул. Воздух, перенасыщенный пороховыми газами и чадным удушливым дымом, стал тягучим и едким – пылали корабли, горели люди, дымились дома на берегу. Вздохнуть – и то было тяжко.
Ядра метались между парусниками черными грачиными стаями, бомбы стервятниками падали на головы обреченных и звонко лопались, круша дерево и металл судов, фаршируя тела осколками и шрапнелью выбитых из бортов щепок. С береговых батарей к русским кораблям хищно тянулись, рассыпая искры на воду, хвостатые ракеты.
Этот ад пытался заграбастать за гюйс, затащить в свою пасть и пожрать минного кондуктора Лабораторной номера первого роты Корпуса Морской Артиллерии Иоахима Пекуса.
В далекой юности ковенский паренек не думал и не гадал, что его жизненный путь окажется столь извилистым. Не виделось ему в снах и грезах, что он станет российским военным моряком, что с родной и близкой Балтики его переведут на Черное море, в Севастополь, где он будет снаряжать бомбы и гранаты для кораблей и дослужится до кондуктора. Тем более никак не мог предугадать, что окажется со своим ротным командиром на борту линейного корабля «Императрица Мария» – флагмана эскадры, на котором держал свой флаг вице-адмирал Нахимов. Но довелось, был командирован для проверки правильности снаряжения боеприпасов в бою. Уже и не установить, кому из флотских начальников пришла в голову эта «блестящая» идея. Но благодаря безвестному служаке сейчас Иоахим широко распахнутыми глазами глядел на бомбу, которая неслась откуда-то с берега прямо на него.
* * *
С самого утра в районе черноморского турецкого городка Синоп моросил мерзейший дождь и дул порывистый ветер. В половине десятого утра русский флот начал маневрировать, направляясь к рейду бухты. Через полчаса после полудня турки открыли огонь по русским кораблям. До этого момента Пекус смотрел на разворачивающееся действо с большим любопытством – в сражениях и боях ему еще не доводилось бывать. Когда на «Императрицу Марию» посыпались снаряды, он не испугался, не струсил, вместе с палубными матросами убирал тлеющие обломки рангоута и обрывки стоячего такелажа. Не испугался даже тогда, когда с грот-мачты на него упали горящие ванты. Кто-то окатил его забортной водой, и Иоахим продолжил свою работу. Корабль, вооруженный восемьюдесятью шестью пушками, ведя огонь, упрямо шел на неприятеля и отдал якорь напротив 44-пушечного фрегата «Аунни-Аллах». Началась артиллерийская дуэль. Корабль задрожал от ударов вражеских ядер. Добавилось пожаров, щепки сыпались сверху на палубу, с хрустом ломались реи, грот-мачта быстро теряла ванты. Матросы не успевали убирать убитых товарищей и оказывать помощь раненым.
Пекус продолжал исполнять свои обязанности члена пожарной команды. Не жалея себя, бросался на самые угрожающие участки.
Он пробегал под мостиком, на котором находились командир корабля капитан второго ранга Барановский, а также Нахимов и многочисленные офицеры его штаба, когда нечто неведомое, некий внутренний голос завопил в нем об опасности. Моряк поднял голову и остолбенел, застыл на бегу – с небес по дуге летела, неслась, целясь именно в него, в Иоахима Пекуса, смерть. Костлявая нарядилась крутобокой бомбой. Секунда ее полета растянулась для кондуктора в добрую минуту тоскливого ожидания. Оставляя за собой дымный след запала, снаряд неторопливо падал с вершины дуги на избранную им жертву. Казалось, бомба шипела на лету: «Жжди, я ужже шдешь».
Иоахим не мог сделать ни шагу – его будто парализовало.
