Июль, 2016 год
Перо. Черное. С холодным металлическим отливом. Вороново перо.
Оно казалось чужеродным, неуместным здесь. Соня сидела на газоне в парке на Сохо-сквер и пила кофе. Она любила приходить сюда по утрам, пока Тим, неисправимый прогульщик, еще спал. Кофемашины у них не было, а начинать день с чая – это вообще не дело. Да и помимо кофе, в утреннем Сохо было нечто трепетное, интимное. Такой шумный по вечерам, такой яркий и полный жизни, утром район совершенно преображался. Как женщина. На людях она невозможная красотка: безупречный макияж, яркие аксессуары дополняют одежду, ножки в туфлях на высоченных шпильках кажутся ещё длиннее. Ею восхищаются, ей делают комплименты, и от этого она становится только прекрасней и притягательней для всех. Но она бывает и совершенно иной. Для кого-то одного, особенного. Может быть, не такой яркой, но теплой, нежной и родной.
Так же и утренний Сохо для Сони. Там, где ночью воздух был пропитан шумом, радостью, джином и страстью, сейчас остались лишь сонная тишина и пустота. Но без грусти, совсем наоборот. Казалось, что в эти минуты город живет и дышит только для неё одной, и Соня вся светилась и улыбалась редким прохожим и рабочим, пока шла на Нью-Оксфорд-стрит за кофе. Потом сразу в парк, где можно уже открыть «Фейсбук» и прочитать все московские новости, все-таки разница во времени имеет свои преимущества.
Сегодня Интернет сходил с ума. Каждый второй цитировал неизвестного представителя ученого совета немецкого Института полярных и морских исследований имени Альфреда Вегенера. После пятой или шестой ссылки Соня выучила громоздкое название заведения. Уважаемый дядечка в подробностях расписывал ужасы новой катастрофы: озоновая дыра над Антарктидой теперь не одинока. Её сестра-близнец растёт над Северным полюсом, и чуть ли не к концу августа нас всех ждут страшные последствия. Дядечка не был голословен и аргументы приводил солидные такие. Народ паниковал: одно дело, дальняя Антарктида и потенциальные пингвины-мутанты, и совсем другое – мы здесь. Центр космических полётов Годдарда немца поддерживал. От этого, понятное дело, паника только нарастала.
И тут вдруг это перо. Оно появилось словно из ниоткуда и упало точно Соне на колени. Рядом лениво вышагивали вездесущие лондонские голуби, ближе к дорожке стайка воробьев дралась за остатки сэндвича, но откуда ворон? Даже на ощупь перо было странным: холодным и слишком тяжелым.
Второй нарушитель спокойствия появился вслед за пером. Он был ещё более неуместен. Шёл слишком быстро, будто находился не в дремлющем лондонском боро, а в центре Москвы. Хотя в целом, если бы не противоестественная стремительность, он вполне мог сойти за местного, Лондон любит неформалов. Темные волосы до плеч, а виски коротко стриженные. Странный такой ирокез. Глаза черные, как то самое перо. Или это только кажется? Проколоты оба уха, левое в двух местах: гвоздик и кольцо. Соня внутренне фыркнула. «Тоже мне, – подумала она, – пират нашелся». Чёрная футболка, черные джинсы, казаки. Господи, кто в эпоху кедов носит казаки? Весь этот чёрный вихрь целенаправленно подошел к Соне и резко остановился прямо над ней.
– Чёрт, опоздал. Извините, – произнес он, наклонился и выхватил у Сони перо.
Совершенно не к месту подумалось: «Какие теплые и мягкие руки, у него не может быть таких рук». На шее незнакомца за правым ухом Соня разглядела татуировку, чёрное перо. Грех тут было не вспомнить Алису: всё страньше и страньше.
– Ещё раз извините, – так же отрывисто и сухо повторил незнакомец.
Соня не успела даже ответить традиционной английской вежливостью, как мужчина развернулся и так же стремительно, как появился, двинулся к выходу.
