Есаул смерил незнакомого казака взглядом с ног до головы. Почти двухметровый детина возвышался над ним чуть не голову.
– Из уральских, говоришь? Из пополнения?
– Так точно, господин есаул. Угораздило вот отбиться от своих. Пошел по нужде в кусты, живот у меня прихватило. Слышу – шум, гам, топот. Пока то да се, пока портки надел, выскакиваю – а наших и след простыл. – Стоящие рядом казаки загоготали. – Только мой Гром стоит, копытами перебирает. Видать, срочный приказ пришел. Я, было, по следам пошел, да они быстро смешались с другими. Там пол-армии протопало. Дозвольте, господин есаул, пока к вам прибиться. Обузой не буду. А там разберемся. Одному скучно как-то.
– Скучно ему. Скажи уж, на хранцузов боишься один нарваться, – со смешком заметил кто-то из казаков.
– Не-а. Хранцузов я не опасаюсь. Взаправду скучно. Я обчество люблю.
– А Гром у тебя хорош, – заметил есаул, знающим взглядом окидывая коня. – Ахалтекинец? Откуда такое чудо?
– В Бухаре купил. Довелось побывать в тех краях. Я дочку ихнего эмира помог от абреков отбить. Ну, он мне и уступил по дешевке. Так бы у меня нипочем денег не хватило. Дорогущее животное.
– За дочку мог бы и подарить, – заметил все тот же казак.
– За сына – мог бы. Девки у них не в почете.
– А зачем тебе вторая шашка? – спросил есаул, заметив торчащую из-за плеча рукоятку.
Ахалтекинец
– А я – двуручник, – ответил уралец так, как будто в этом не было ничего необычного. Но реакция казаков на это заявление показала, что необычное в этом было. Двуручники встречались крайне редко. Искусство боя двумя руками было изрядно подзабыто к началу девятнадцатого века. – Дед обучил. Он у меня славным был казаком. Да и сейчас кому хош это докажет, хотя ему скоро шесть десятков стукнет.
– Зовут-то тебя как, казак? – спросил есаул.
– Егор. Егор Хватский, господин есаул.
– Знатная фамилия. Сколько лет?
– Девятнадцать.
– Женат?
– Нет покедова.
– А что это у тебя за ружье такое чудное?
– Купца залетного упросил продать. «Зверобой» называется. Какой-то наш умелец придумал. Оно пятнадцатизарядное и очень точного боя[1]. Ободрал, гад, как липку. Но не жалею.
Но тут интересный разговор с уральским казаком пришлось прервать.
– Хранцузы! Около полусотни! Сопровождают малый обоз! Карета и две повозки! – доложил подскочивший казак из передового дозора.
– По коням! – скомандовал есаул и добавил тоном ниже, обращаясь к Егору: – Ты тоже давай за нами.
На опушке они спешились и через кусты осторожно выглянули на дорогу.
По ней действительно приближался небольшой обоз. До него было метров двести. Есаул в трофейную подзорную трубу внимательно осмотрел его. – «Ого! Всего три повозки, а в охране старая гвардия и французские гусары. По три десятка и тех, и тех. Таких так просто не возьмешь. Без потерь не обойтись. Стоит ли связываться из-за трех повозок добра?»
Пока есаул размышлял таким образом, пытаясь прийти к какому-то решению, случилось неожиданное. Прибившийся к ним казак-уралец внезапно выскочил из кустов на своем Громе и во весь опор помчался по направлению к французам. Казаки опешили, а французы, засуетившиеся было, успокоились, поняв, что всадник один и не держит в руках оружия. Они приняли его за какого-то посланника.
Между тем Егор, подлетев к обозу на тридцать шагов, неуловимо быстрым движением сдернул с плеча свой «зверобой» и тут же открыл огонь. Он опустошил пятнадцатизарядный магазин за десять секунд, и пятнадцать французов рухнули на землю. К этому моменту Егор оказался уже в самой гуще французов. Отбросив винчестер, он тут же выхватил шашки и завертелся вихрем среди врагов, орудуя клинками с невероятной ловкостью и быстротой, и разя одного противника за другим.