Наполеоныч. Шведский дедушка русского шансона

«Музой был мне сумрак каземата,

Цепь с веревкой – лиры были струны…»

П.Ф. Якубович, 1884

Книга, которую вы держите в руках, выходит в литературной серии «Русские шансонье» под символичным номером 13, хотя, откровенно говоря, с нее стоило начать, ведь главного героя этого исследования журналисты давно прозвали «дедушкой русского шансона». Вильгельм Наполеонович Гартевельд стал первым человеком в Российской Империи, который начал не только собирать и изучать каторжанский фольклор, но и вывел его на большую сцену. И хотя сам исследователь настаивал на том, что его «этнографические концерты» преследуют исключительно научную, а не развлекательную цель, факт остается фактом: именно благодаря Гартевельду зазвучали более века назад со всех эстрад «песни каторжников, беглых и бродяг».

Конечно, знали и пели острожные баллады на Руси с незапамятных времен. Вспомним хотя бы песни Ваньки Каина. Но обозначить это явление в качестве самостоятельного музыкального жанра и вынести на суд широкой публики додумался только Наполеоныч, как с долей иронии называет своего героя автор этой книги, известный петербургский журналист Игорь Шушарин. Почувствовав успех начинания Гартевельда, по всей России, как сорняки на заброшенном огороде, тут и там стали возникать коллективы, распевающие каторжанские песни: «Хор каторжан № 1», «Квартет каторжан Бориса Гирняка», «Хор каторжан п/у Макарова», «Сибирский квартет Гирняка и Шама»… Несть числа на российской сцене начала ХХ века было этих предшественников современных групп «Лесоповал» и «Бутырка». Модный каторжанский фольклор входил в репертуар и признанных звезд императорских подмостков. С легкой руки Гартевельда о «злой бродяжьей доле» запели Федор Шаляпин и Надежда Плевицкая, Лев Сибиряков и Мария Лидарская, Михаил Вавич и Александр Вертинский…

Популярный жанр благополучно пережил революцию и в полный голос продолжил звучать в Советской России. Правда, в угоду новым реалиям было слегка подкорректировано название – «песни каторжан» стали называть «песнями политкаторжан», а к «песням каторги» добавили весомое уточнение – «песни каторги и ссылки». Ведь не секрет, что многие видные большевики лично и подолгу «изучали» острожный быт. При новой власти они не только встали у руля, но и создали «Общество политкаторжан», а при нем одноименный хор. Нетрудно догадаться, какой репертуар там исполнялся. Вплоть до середины 1930-х годов выходят пластинки, где, как и при старом режиме, на этикетках пишут – «песня тюрьмы и каторги», «каторжанская песня»; публикуются нотные издания и песенники из серии «Песни каторги и ссылки». Особой популярностью пользуется композиция «Замучен тяжелой неволей», под которой непременно указывают – «Любимая песня Ильича». Так что зерна, посеянные Вильгельмом Наполеоновичем, легли на благодатную почву. И хотя в дальнейшем жанр надолго загнали в подполье, это не помешало ему возродиться во всей, так сказать, «красе» (а подчас, и ужасе) в современной России. Споры о достоинствах и недостатках, на мой взгляд, тут излишни: какая жизнь – такие песни. Еще Максим Горький, кстати, тоже приложивший руку к популяризации жанра, говорил: «Русская песня – русская история». Посему книга Игоря Шушарина – не только увлекательнейшее историческое исследование о похождениях талантливого авантюриста от музыки, обрусевшего шведа Вильгельма Гартевельда, ставшего основателем самого популярного (как к этому ни относись, но с фактами не поспоришь) на российских просторах музыкального стиля, но и тот самый необходимый «кирпичик» в фундаменте исследования квази-жанра, известного сегодня под названием «русский шансон». И хотя сам наш герой певцом не был, выход книги о нем в серии «Русские шансонье», без сомнений, оправдан.