Тень скользнула среди корней, и тот, кто лежал в самой глубине, в спрессованных временем пластах земли и боли, почувствовал ее шаги.
Здесь, во мраке, не было ничего – но вместе с тенью пришли даже не воспоминания, а их далекие отблески.
Река – и по воде плывут огни, и по берегу бежит ватага ребятни. Лето, солнце, свет.
Мотоцикл сверкает хромированным боком – новенький, свой. Похожий на животное, которое надо укротить.
Пульсирует музыка в клубе – а на улице такой свежий ночной воздух, и голова поднимается к небу, к россыпи звезд, и хочется кричать и петь.
Накатывается июль, макушка лета – горячо пахнет скошенными летними травами, пылью на дороге, идущей грозой.
Жизнь возвращалась, поворачивалась то одним боком, то другим, словно сверкающий шар, который отец когда-то повесил на новогоднюю елку. Потом в доме была попойка и потасовка, и шар разлетелся на осколки, и Андрей ревел, собирая их – оплакивал ощущение чуда, новый мир, детство, которого у него не было.
Он вспомнил свое имя! Тень простерла над ним руку, и Андрей услышал негромкий вкрадчивый голос:
– Иногда мухи нужны пауку не для пропитания. Иногда они просто приманивают другого паука. Врага.
Андрей понятия не имел, при чем тут мухи, да это и не имело значения. Он снова помнил, как его звали, он мог дышать и видеть – пусть смотрел на мир словно через очень грязное стекло, но все-таки смотрел.
Смертный мрак кишел быстрыми мелкими существами, которые прикасались к Андрею, ощупывали, решали, на что он может сгодиться.
Смертный мрак отступал. Его сочли подходящим для дела.
– Как только снова появятся такие, как ты, оживет его истинная природа, – прошелестела тень, дотрагиваясь до лица Андрея, и он ощутил капли прохладной воды на губах. У него снова было лицо – нос, сломанный в драке, впалые щеки, широкий рот. Родное лицо, то самое, о котором он почти успел забыть.
Тело прорастало из-под корней, выходило на поверхность, наполнялось жизнью.
– Чья? – осмелился спросить Андрей, и душу снова накрыло восторгом: к нему вернулась речь, он мог говорить!
Тень негромко рассмеялась. Ее смех был словно щелканье бесчисленных клювов.
– Ты обязательно с ним познакомишься, – пообещала тень, и Андрея медленно повлекло куда-то вперед и вверх. – А пока ты возвращаешься домой. Он обязательно тебя учует… и придет. Отбросит все дела и заботы и придет за тобой.
Андрей окончательно очнулся, когда понял, что тьмы уже нет.
Кругом была весна – ярко-зеленая, белая, голубая. Он сидел на берегу реки, и глаза резало от бесчисленных солнечных бликов, которые текли по воде. Где-то над головой заливалась песнями беспечная птаха.
Кругом была жизнь: пахла оттаявшей землей, готовой взорваться отрядами трав, ручьями, счастьем. И Андрей вдыхал апрельский воздух и никак не мог надышаться. Никак не мог поверить, что ему позволили вернуться.
Он посмотрел по сторонам: знакомые места. Поселок Первомайский, милый дом – отсюда Андрей уехал за решетку три года назад.
Там, в камере, его и убили.
Андрей дотронулся до груди – в том месте, куда вошла заточка, невнятно ныло. Не боль, а так, дискомфорт. Урчащий от голода живот волновал намного больше – и это было приятное волнение.
Он выжил. Он вернулся домой. Мрак под корнями больше не имел над ним власти.
Твердые пальцы с неожиданной легкостью подхватили Андрея за шиворот, подняли и швырнули вперед, к тропинке, которая поднималась по холму к домишкам поселка.
– Не рассиживайся, мушка, – прошелестел голос тени. Она стояла за ним, и кожа спины дрогнула, покрываясь мурашками. – Я не за тем тебя вытащил.
Андрей хотел было обернуться и посмотреть на своего хозяина, но понимал, что никогда, ни при каких обстоятельствах не наберется смелости, чтобы сделать это. Солнечный весенний день отступил, теряя краски и звуки – накатила тоска.