– Продуктов и воды нам хватит на шестьдесят дней. – в голосе лейтенанта Олега Назарова не было слышно ноток отчаяния, или напряжения, но он понимал, что все люди, сидящие сейчас напротив него в тесной кабине спасательного модуля прекрасно ощущают, что он нервничает. Поскольку и сами наверняка испытывают растерянность, страх и отчаяние, – И кислорода у нас на три месяца. Но проблема не в этом.
Лейтенант замолчал, обведя всех суровым взором из-под кустистых бровей. В тесном пространстве единственной каюты, а, вернее, жилого отсека спасательного модуля, похожем, скорее, на маленький кусок салона древнего самолёта, имелось двенадцать кресел. Располагались они по четыре в ряд, разделённые посередине узким проходом. А всего рядов имелось три. Но сейчас занятыми были лишь десять сидений, так как сам командир стоял. Во время катастрофы ещё трое членов экипажа, приписанных по штатному расписанию к их модулю, просто не успели до него добраться.
Назаров заметил, что, очевидно, лучше всех понимая, что начальство ждёт «наводящих» вопросов, самый опытный член экипажа, трюмный старшина Диего Санчес, решил задать их – глаза старшины расширились, и рот приоткрылся. Да, всё верно – от кого же лейтенанту ожидать поддержки, как не от своих. Профессиональных космонавтов. Поскольку от штатского состава спасшихся с «Дональда Трампа» помощи даже в этом ждать явно не стоило.
Они не пытались помочь и когда происходила эвакуация, и позже никак не помогали работе членов экипажа. И сейчас сидят молча. Ни во что не вмешиваются. И только моргают.
Да, собственно, и как бы они могли помочь?!..
Они же – не специалисты по вождению, ремонту, и эксплуатации космических кораблей. Вон они: замерли в напряжённых позах, переглядываются, хмурясь, стискивая челюсти, или грызя губы: пятеро обычных рабочих буровой платформы, сменившихся с полугодичной вахты, да два точно таких же сменных учёных-зоолога, изучавших биосферу чёртова Ареса по программе от какого-то там государственного Университета. Выделившего на это дело очень даже приличный грант. Настолько приличный, что учёные решились на полгода отрешиться от благ цивилизации…
– Вы позволите, командир, сэр? – Санчес, заметив, как командир кивнул ему, опустил руку, и встал сам.
Слова трюмный старшина старался выговаривать чётко. Потому что из-за выбитых в прошлом году в драке в баре Немезиды зубов никак не мог привыкнуть к новой челюсти, и знал, что говорит не всегда разборчиво. Особенно волнуясь. А сейчас он, вероятно, готов был буквально на стену лезть от этого самого, мягко говоря, волнения. Поскольку уже хотя бы примерно представлял, о чём идёт речь:
– Вы уже что-то говорили про позитронную эмиссию. Но к моему великому сожалению я не физик. И не совсем понимаю, что это такое, и чем может нам грозить.
– Да. – Назаров кивнул, секунду помолчав. Он сильно жалел, что штатный командир этого спасательного модуля, первый помощник капитана Дэвид Лэмпард, не успел добраться до спасательного кораблика. А следующим по старшинству был он, по сути, обычный завхоз. А ещё Назаров подумал, что в сорок лет уже можно бы привыкнуть к начальственной должности. И к тому, что на нём всегда лежит ответственность не только за продукты, запчасти и комплектующие, но и за жизни подчинённых.
Но всё никак не привыкалось оно, и в таких вот критических случаях он особо остро ощущал всю степень своей беспомощности, и недостаток образования и практики.
В руководстве.
– Поясню. Как бы это попроще… Нейтринно-позитронная эмиссия – это то, что происходит с железом или сталью, когда их какое-то время облучали мощным излучением соответствующего типа. Например, от нейтринной звезды. Вот только наш модуль облучала не звезда, а вспышка от взрыва «Дональда Трампа». Это новое горючее, конечно, и экономично и эффективно. Но! При неуправляемом взрыве девяносто процентов энергии оно излучает в виде светового, нейтринного, и позитронного импульса. И он был… э-э… чрезвычайно мощным, хоть и кратковременным. Просто мы находились ещё слишком близко. Реакция началась.
