Быть счастливым – это, наверное, чувствовать, что ты живешь. Не знать, не понимать, а ощущать. Кожей, клетками тела, каждым вздохом. Ощущать его на языке со вкусом её поцелуев, под кончиками пальцев, ласкающих её скулы. Оно затаилось в глубине её глаз, там, где я видел отражение собственного взгляда.
– Почему любовь, Лия? – быстрым поцелуем в губы, не позволяя ответить, потому что тогда сорвусь, потеряю голову и наброшусь на неё, сминая такое отзывчивое тело в руках. А я хотел знать ответ. С ней я хотел узнать те вещи, о которых даже не задумывался до неё. – Почему смертные называют это состояние именно так? Ведь любовь – это не чувство… Это не одно чувство. В нём же тысячи, десятки тысяч оттенков, малыш, – прижал её к себе, заглядывая в глаза, падая в голубое небо её взгляда, – почему всего одним словом? Разве может оно передать всё то, что я чувствую к тебе?
– В любви есть ласка, есть нежность, есть забота, есть сумасшествие…– облизнула губы, шёпотом – страсть…
– Боль, в ней бездна боли, малыш. Когда я смотрю на тебя, мне больно от одной мысли, что ты можешь принадлежать не мне, и я знаю, что всегда смогу причинить тебе боль, посмей только ты… – стиснул её в объятиях, намеренно грубо, – моя любовь до жестокости жадная, Лия. Я не отдам тебя никому.
– Если бы у любви не было названия, я бы дала ей твоё имя…, – откинув голову назад, очертила тонкими пальцами мои губы.
И это признание сносит крышу, потому что моя девочка не лжёт. Она не умеет лгать мне. Искренняя. Настолько настоящая, что хочется вдыхать эту правду с ароматом её кожи. Искренность – слишком редкое качество среди разумных существ. Этот мир принадлежит тем, кто плетёт паутины обмана и интриг, вырисовывая узоры лицемерия и продажности.
Но только не Лия. Мой ночной цветок, чей запах навсегда въелся под кожу, обосновавшись в лёгких.
Губами пройтись по скуле, спускаясь к подбородку, жадно впитывая в себя её дыхание, сатанея, когда нежные пальчики впиваются в ткань рубашки.
– Нейл…, – на выдохе, прямо в ухо, еле слышно… но с таким надрывом, что последние остатки разума покидают голову.
– Доигралась! – почти зло, потому что вижу смешинки в уголках глаз, потому что эта маленькая женщина управляет мной с такой лёгкостью и даже не догадывается об этом. Потому что это не она передо мной на коленях, это я у её маленьких стройных ног, я не в силах отказаться от неё, не в силах дышать без неё, думать, существовать. И самое страшное – я понимаю, что у неё это может пройти, а у меня нет, и это фатально для нас обоих.
Развернуть её к себе спиной, впечатывая в стол, наклоняя и задирая платье, чтобы войти одним движением, до упора наполнив собой, заставив прокричать моё имя. Чтобы после закрыть ей рот ладонью и вдалбливаться сзади, под её рваное дыхание и стоны. Грубо сминая грудь и оттягивая соски, вгрызаясь в затылок, оставляя на нём следы – свои автографы. Зная, и, дьявол, это знание было самым драгоценным в моей жизни, что она не будет скрывать ни один из них. Что она гордится каждым из этих трофеев.
Поймать затуманенный взгляд в зеркале напротив и поклясться самому себе, впервые, мать её, за тысячелетие, что она будет моей. Совсем тихо, одними губами. Но ведь самые важные вещи на свете мы произносим про себя и только себе.
А потом вдруг понять, что летишь с отвесной скалы со скоростью света вниз, в пропасть без дна. А вокруг – осколки того самого счастья острыми краями вспарывают твою кожу, и бездна с радостью пожирает капли твоей крови. Черный невозможно раскрасить, черный поглощает всё, потому что это цвет боли. Теперь я знал её горький вкус. Попробовал лично, она опалила мне внутренности, и я горел живьем в адском костре, нескончаемо.
