Небожественное. Рассказы, притчи и сказки

Поверхность планеты ОО представляла собой водяную бездну. А посреди бездны сей зеленел большой остров – райская пажить с виду. На самой возвышенной части его жил отшельник. Днём и ночью он стоял на каменном столпе, молился и пророчествовал:

– Покайтесь, оокцы, ибо только покаянием и спасётесь от гибели верной и неминучей. В храмы, в храмы все! Коли миром хотя пять минут простоите в молитве на коленях, услышит бог наш и помилует… —

А, надо сказать, гибель и в самом деле приближалась. И милость требовалась. Потому как опускался остров в бездну, и всё скорее и скорее. Какая уж тут молитва, какое покаяние? – Бежать надобно, уплывать, в смысле… Куда? – Того оокцы не ведали. Но полагали, что лучше устремиться в неизвестность, чем тонуть безропотно и верно.

– Опомнитесь, соплеменники, – вещал меж тем отшельник, – какие ладьи не построите, а не спасётесь, коли не будет благословения на то бога нашего. И погибнете от голода и жажды в окиян-море, и плотью друг друга насыщаться перед смертью будете…

– Бррр, ну и пророчества, – говорили оокцы, злобно поглядывая на холм, где отшельник на столпе стоял. И ковчеги ладили.

Ковчег

Что же до молитвы, то не нуждались оокцы в ней. Разве в виде присказки употребляли. Какая молитва? – Деньги делали, совокуплялись, пьянствовали, чревоугодничали, сквернословили – и счастливы-то как были, не высказать… Может ли в молитве счастье быть? – Да не смешите.

Смотрел отшельник со столпа своего и видел не райские виды, а жижу духовную, зловонную. И не насельников счастливо время проводящих, а мерзких гадов ползучих. Видел – и плакал.

– В бездну опускается родина-мать наша за грехи тяжкие, – вещал он. —

Да только кто бы его слушал. «Узколобый мракобес, из ума выживший», – говорили про него. А отшельник и иное говорил:

– Не бежать надобно вовсе, не ковчеги ладить, а жизнь переменить на корню.

– Ну вот ещё, жизнь менять, – возмущались оокцы. – Нет уж. Познали мы счастье – с тем и остаться хотим. И не отступит от нас бог наш в прихотях наших…

Так-то оно так, скажу я вам. Да только кроме бога оокцев было и повыше нечто. Оно не знало легенд, сказок да обиходов храмовых. А просто несло воздаяние. А воздаянием за счастье оокцев оказывалось утопление их. Так-то вот жизнь устроена оказывалась гадко. И оокцы, матерясь весело, ладили посудины свои.