Какой это день недели, он не знает.
Но явно выходной. Хотя на часах уже больше девяти, он по-прежнему в пижаме.
Вся семья дома. Из гостиной доносятся звуки мультсериала «Губка Боб Квадратные Штаны».
Мама ставит перед ним тарелку с йогуртом и спрашивает, помыл ли он после туалета руки. Он кивает. Дать ли ему бутерброд? Он отрицательно мотает головой. Йогурта хватит. «Ванильно-банановый». Ему, конечно, больше хотелось бы хлопья «Фростис», но остатки забрал Фред, поэтому придется довольствоваться овсяными подушечками. Но раз уж последние вкусные хлопья достались Фреду, то он имеет полное право прямо после завтрака взять DVD-плейер. И посмотреть «Трансформеров» – «Темную сторону Луны».
В очередной раз.
Раздается звонок в дверь.
– Кто это может быть в такую рань? – удивляется мама и идет к входной двери. Он даже не обращает внимания на хорошо знакомые звуки, когда она берется за ручку и открывает.
Тут раздается громкий хлопок, и кажется, будто в прихожей кто-то падает.
Он подскакивает так, что йогурт выливается на стол, но он даже не замечает этого. Из спальни на втором этаже что-то взволнованно кричит папа. Он еще не вставал, но сейчас слышны его быстрые шаги.
Потом в дверях кухни возникает какой-то человек.
С ружьем.
Теперь их было две.
Ее было две.
Одна снаружи, другая внутри.
Снаружи она продолжает двигаться.
Наперекор, но целеустремленно. Усвоенный в школе урок – если ты заблудился, надо оставаться на месте – противоречил инстинктивному желанию бежать.
Разве она заблудилась?
Где находится, она толком не понимала, но знала, куда направляется. Она не углублялась в лес настолько, чтобы не слышать проезжавших по дороге машин. Иногда выходила на дорогу. Шла вдоль нее. Пряталась, если кто-нибудь появлялся. Шла, пока не показывался указатель, проверяла, что она по-прежнему на правильном пути, после чего снова скрывалась в лесу. Значит, она не заблудилась. Причин оставаться на месте нет. Вдобавок было холодно. Влажный холод подгонял ее вперед. От движения становилось теплее, не так голодно. Поэтому она шла дальше.
Внутри она застыла.
Поначалу она бежала. И внутри, и снаружи. Мчалась вслепую. Теперь она не могла толком припомнить, от чего убегала, или узнать, где оказалась. Вроде бы не место, не пространство, больше похоже на… пожалуй, на какое-то ощущение…
Она не знала. Но она была там, и там было пусто, она замерла.
Она была пуста, все замерло.
Полная тишина.
Это было главное. Пока тишина сохранялась, она ощущала уверенность. В небывалом месте, где светло без света. Где никакие цвета не напоминают те краски внешнего мира, которые все-таки продолжают улавливать ее распахнутые глаза. Где открыто, но закрыто наглухо. Там царит чувство безопасности, которое исчезнет, если исчезнет тишина. Это она инстинктивно чувствовала. Слова выдадут ее. Слова разрушат невидимые ей стены и вернут ее в реальность. Впустят внутрь творящийся снаружи кошмар.
Хлопки, крики, ярко-алые волны и страх.
Ее страх, страх вокруг нее.
Внутри она сидела молча и неподвижно.
Снаружи ей было необходимо идти дальше.
Идти туда, где никто не сможет ее найти. Где никто не попытается с ней заговорить. Внешнему «я» приходилось защищать внутреннее.
Она знала, куда ей надо.
Ей рассказывали об одном месте. Предостерегали от него. От места, где тебя никогда не найдут, если ты туда зайдешь. Вообще никогда. Именно так они и сказали. Ее никто не найдет.
Снаружи она плотнее завернулась в слишком тонкую курточку и ускорила шаг.
Внутри она постепенно съеживалась, становилась все меньше и меньше, надеясь, что совершенно исчезнет.
Анна Эрикссон сидела в машине перед светло-желтым многоквартирным домом и ждала.
Ванья опаздывала. Это ей не свойственно. Анна предположила, что для дочери это еще один способ продемонстрировать свое негодование.
