Полоса расставленных ноутбуков приглашала к покупке. Ноутбук не самый дорогой, но в нем точно есть функция набора текста. Дополнением к нему, по старой доброй памяти, Виктор приобрёл толстый коричневый блокнот для записей, модную ручку. Ещё несколько простых ручек, так как модная всегда терялась. Теперь можно писать, уж точно. Аккуратно сложив приобретения, поехал в парк, где его ожидают жена и сын.
Гуляющих в парке окружают деревья, серо-коричневые стволы, окрашены снизу белым, защита от насекомых. Листья на яблонях – дичках крупные и мелкие, извиваются и колышутся. Гладкие и прохладные листья. Папа, мама и сын приятно утомившись ходьбой присели на скамейку. Вдалеке небрежно рассыпаны деревенские домики. Уютные игрушечные коробочки.
– Мне нравится жить в доме, приходишь и ты сразу на природе, бегаешь, гуляешь босиком по траве, – заговорил папа.
– Да хорошо, – она выделила последнее о, скруглила розовые губы. Очертание верхней губы сложилось симпатичным треугольником. – Ты знаешь, у меня аллергия на траву. На траву, на черёмуху, и сильнее всего на сирень. У меня голова болит, давление подымается.
– Да как это, у такой молодой красавицы и давление!
– Да вот так.
– А давай квартиру на дом поменяем.
– Давай, если у меня голова не разболится. Я не могу цветущие кустарники переносить, цвет мне на голову влияет.
– А я там книгу напишу.
– Напишешь.
– Конечно, напишу.
– Сядешь среди сосен и дело пойдет, гусиным пером напишешь.
– Не надо среди сосен, мне надо где яблоки растут, среди зелени. У нас будет дивный сад.
На краешке серой скамейки устроились жук мужик и муха девушка, чуть подальше маленький мушонок. Маленький без умолку жужжит, много болтает, это подросток, сын.
Настоящий человечий сын расправил розовые ладошки, оттопырив в стороны мизинцы, направил к солнцу.
Светлое небо светит белым круглым абажуром. Обстановка по – весеннему нежная, тёплая, прохожие довольны и раскованы.
– Какие хорошие люди гуляют, мамы с сыночками, папы с дочками.
– Мне туда в школу далеко ездить будет, – прервал сын впечатление от добрых прохожих.
– Но ты же не знаешь, откуда ездить.
– Я знаю тот район, сын носом указал на противоположный берег. Я представляю, как вы меня в школу оттуда отправите.
– Мы тебя возить будем.
– А маму?
– А маму в театр.
– О да, меня в театр. Я сейчас костюм для Огнива шью.
– Вера, для огнИва, – поправил ударение папа.
– Витя, ну ты зануда, ОгнИва.
– Просто я писатель, и прежде всего преподаватель.
– Ты уж второй день так говоришь, я в воскресенье отдыхаю, про работу немного забываю, и сколько можно про литературу, твоя литература, надоело слушать.
– Ты сама начала про театр.
– Витя, ты напиши про инопланетян.
– Мама, и про школу.
– Я могу про школу инопланетян написать.
– Пиши.
Мать перевела взгляд серьёзных глаз и густых ресниц на сына. Они помолчали, повозились на лавочке, сильнее всех ерзал сын. Дружно выросли вверх, и семейная прогулка продолжалась уже вдоль реки.
Необычайные просторы вдоль глубокой реки. На высоком противоположном берегу реки сидели редкие кустики, рядом сидели люди на скамейках, смотрели в недосягаемую глубину.
Семья не договариваясь закончила прогулку: первый, второй, третий, неспешным ходом шагали к машине. По воскресному вяло переставляли ноги, когда надоело медлить, ускорились.
Левой, правой шагали четыре штанины. Маме чеканить шаг мешала узкая юбка. Она оказалась третьей, заторопилась.
– Поторопись, – кричал из открытого окна на переднем сиденье юный сын, высунув в окно голову на крепкой шее.
– Поберегись, – кричала та же русая голова, когда папа решил сдать назад.
