Читатель! Ты взял в руки книгу и предвкушаешь интересное путешествие по ее страницам. Сразу тебя огорчу: не надейся получить удовольствие от этого путешествия. Более того, если у тебя слабые нервы или слабое сердце, то поставь эту книгу на место – это чтение не для слабых. В крайнем случае, пропусти первую сотню страниц.
Дело в том, что это единственная (очень надеюсь, что других и не будет) на сегодня книга о «лагерных детях» и о их жизни в лагерях, куда были помещены их осужденные матери. Многие из них и родились-то в этих самых лагерях.
В русской литературе существует обширнейший пласт произведений на «лагерную» тематику: от «Записок из Мертвого дома» Ф. М. Достоевского до множества сегодняшних «бандитских романов». В 20-х годах прошлого века издавались всевозможного рода воспоминания каторжан или политкаторжан. Затем их издание прекратилось: то ли каторжане отошли в мир иной, то ли политика партии и правительства изменилась. В 60-х годах гремел роман А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича», в 80-е появился целый ряд интересных произведений – прежде всего, произведения Варлама Шаламова, – которые стали доступны читателям, хотя написаны были намного раньше. Потом такие произведения самых разных авторов пошли косяком. Но все это были книги, написанные взрослыми людьми, которые и в лагеря попадали взрослыми. Детских же воспоминаний нет. Они не дошли до нас не только в силу того, что детская память ненадежна и хрупка (хотя на самом деле человек ничего не забывает в принципе; он просто не может вспомнить), но и потому, что это очень часто негативные, пугающие воспоминания (детские страхи), и память маленького человечка их «смывает» с поверхности, утрамбовывая в недоступные глубины сознания. Это делает великая Природа для сохранения физического и психического здоровья растущего человека и, видимо, для чего-то еще, что ведомо только ей самой. Так бывает почти всегда.
Но иногда Природа дает сбои, и человек помнит то, что помнить никак не может или не должен. Один мой хороший знакомый утверждает, что он помнит, как начал ходить, когда ему еще не было и года. Он внимательно смотрел на какую-то «тетю» и решил, что все достаточно просто: надо делать, как она. После этого встал и пошел. Так и ходит до сих пор.
В случае с автором настоящей книги все произошло иначе: он хоть и фрагментарно, но сохранил в памяти многие картинки совсем раннего детства: период 2–3 лет, период, который не сохраняется в памяти почти ни у кого. Это ненароком подтверждает и сам автор: в книге неоднократно упоминается Илюша Шермергорн – такой же маленький узник лагеря в Потьме. Автор встретился с ним через много, много лет и с удивлением увидел, что тот ничего не помнит. Совсем ничего!
Это хорошо знали организаторы лагерей, позволявшие держать детишек при матерях только до трехлетнего возраста. Потом их отправляли в детские дома «на воле». Но автору и здесь «повезло»: его, как инвалида, оставили при матери до окончания срока ее заключения – пять лет. И произошло нечто: память этого маленького гражданина великой державы («Широка страна моя родная…»), оказавшегося за колючей проволокой еще до своего рождения, стала впитывать в себя, как губка, все картинки повседневной жизни, что видели глаза, все разговоры взрослых и детей, что слышали уши, все запахи, ощущения, а также имена, клички, названия станций и полустанков, улиц, номера домов, даты, а главное – факты обыденной жизни и картинки быта того времени.
В самом начале своего повествования автор слегка сетует на то, что не смог прибегнуть к архивам при написании этой работы. На мой взгляд, это хорошо, что она написана именно без использования архивов. Память выдала «на гора» только то, что сочла нужным сохранить, возможно, даже в не совсем «правильной» формулировке. Но память сохранила самое важное. Для чего и для кого – это совсем другой вопрос. В конце концов, автор прав: «Вся история строится на забытиях, на руинах памяти». Да, это будет не вся история, она будет не полная, но это есть история, увиденная конкретным человеком. И таких людей на самом деле миллионы, а без них никакой истории не может быть совсем.
