Невеста Василевса

© Салтанова Н., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Лодочка мягко покачивалась на волнах. Нина склонилась над бортом. Что-то там, в глубине, белело, просвечивая сквозь толщу соленой воды. Колыхаясь, светлое пятно поднималось все ближе. Чайка крикнула над головой. Нина вздрогнула, но не могла уже отвести глаз от водной глади. Оттуда, из темной бездны, на нее смотрело человеческое лицо. Женщина. Глаза распахнуты, брови подняты не то в удивлении, не то в испуге. Черные волосы окружают лицо длинными змеистыми лепестками, делая его похожим на диковинный цветок. У самой поверхности женщина открывает рот, и от ее беззвучного крика вздымается волна. Эта волна охватывает Нину ледяными пальцами и тянет с лодки вниз, в холод, в темноту. Нина из последних сил цепляется за борт лодки, хочет крикнуть, позвать на помощь. И вдруг понимает, что это ее лицо поднялось из глубины. Это она кричит под водой.

В церковь Нина едва не опоздала. Из-за приснившегося в ночи кошмара долго не могла успокоиться, задремала уже перед рассветом. И, конечно, проспала. Торопливо выскочив из дома, ахнула, что позабыла мафорий[1]. Шепотом помянула нечистого, вернулась. Набрасывая шелковое покрывало на голову и расправляя его складки, покачала головой – вот сейчас опозорилась бы, заявившись в храм с непокрытой головой. Хотя от пересудов мафорием все одно не прикрыться.

После ночного ливня вымощенная камнями улица покрылась лужами, отражающими едва выглядывающее из-за облаков робкое осеннее солнце. Пока добралась до церкви, служба уже началась. Склонив голову, Нина перекрестилась и прошмыгнула в приоткрытые двери. Горожанки, стоящие в последних рядах, неодобрительно проводили ее взглядом. Еще бы, церковь вон полна народу. А аптекарша только сподобилась добраться.

Давняя подруга Нины, статная пышная Гликерия, тоже стояла в толпе. Шелковый желтый мафорий у нее на голове сиял в свете огоньков масляных лампад. Она повернулась голову, бросила на опоздавшую подругу укоризненный взгляд.

Уже после службы, поджидая Гликерию, Нина здоровалась со знакомыми. Долгих бесед избегала. В голове крутилось, что сегодня еще надо успеть на базар. Трав надо купить, да масла хорошего, да стеклянных узорчатых флаконов для притираний, что она для василиссы[2] готовит. И посмотреть, что хорошего привезли заморские купцы.

Гликерия степенно подошла к подруге, тоже по пути раскланиваясь с соседями и знакомыми горожанками.

– Нина, я уж думала, случилось что. С чего это ты так припозднилась?

– Да за полночь засиделась вчера. Василисса уж больно большой заказ в этот раз дала. Хочет с франкским послом мои притирания кому-то отправить. – Нина развела руками.

– Говорила я тебе, надобно еще ученицу взять. От Фоки твоего толку, поди, мало, – нахмурилась подруга.

– Надобно, да только когда успеть еще и ее учить? – вздохнула Нина. – А Фока вовсе не плох. Рассеянный, верно.

Гликерия неодобрительно покачала головой:

– Давно ты ко мне не заходила. Пойдем-ка в пекарню, у меня и салеп[3] уже готов. После дождя, что ночью лил, самое-то – правильное питье.

– Не могу сейчас. Мне сперва на базар надобно.

– Зря ты одна по городу ходишь. Хоть бы Фоку с собой брала. – Она оборвала себя, раскланиваясь с одной из богатых клиенток.

– Вот еще! Не патрикия, чай, уж на базар без подмастерья доберусь.

Оглянувшись на стоящих неподалеку горожанок, тоже остановившихся почесать языки после службы, Гликерия понизила голос:

– Не след сейчас женщине по городу одной ходить.

– Если ты про молодых патрикиев вспомнила, что на прошлой седмице вечерами буянили, так их уже наказали. – Нина перекинула на другую руку корзинку. – Ты не сердись, Гликерия. Мне бы на базар успеть. Я сразу после к тебе загляну.