Спустя годы после Великой депрессии Трюс Оверстеген вспоминала нищету и бедствия тех времен, разворачивавшиеся под ее окнами в Харлеме. Вспоминала, как стояла с матерью и соседками в длинных очередях за пайком, который раздавало государство. Еще длинней очереди были перед воротами фабрики Хуговенса, производителя оборудования для сталелитейной промышленности, где рабочим приходилось ждать и гадать, кого из них возьмут или не возьмут на смену в тот день [1].
Ее родители точно знали, кого винить в мировых бедах: капиталистов, – о чем они постоянно напоминали ей. Хозяев фабрик, которые наживаются на непосильном труде рабочих.
Трюс вспоминала, как она, пятилетняя, брала отца за руку, и они вместе ходили на демонстрации и марши протеста. Вспоминала грохот барабанов и красные флаги, развевающиеся на ветру. Вспоминала, каково было идти в чаще чужих ног, среди громких голосов.
Однажды они с отцом, Якобом Оверстегеном, шли с демонстрантами по Харлему и вдруг натолкнулись на демонстрацию противников. Те были злые и стали кричать на группу, в которой находились Трюс и ее отец. «Перевешать социалистов! – орали они. – Всех повесить на фонарных столбах!»
Дальше прибыла конная полиция, и внезапно Трюс вырвали из толпы. Она оказалась на лошади, перед полицейским офицером. Пока тот увозил ее, отец Трюс пропал из виду, поглощенный морем демонстрантов из разных группировок. Собственно, он частенько исчезал и ранее, пока они жили в доме-барже на канале, как многие семьи в Голландии.
В полицейском участке ей налили миску каши, но Трюс была слишком расстроена, чтобы есть. Наконец прибежала ее мать, Тринтье ван дер Молен, и Трюс немного повеселела. Пока они с матерью шли домой, она все время поглядывала на фонарные столбы, и голоса тех злых демонстрантов – «Перевешать их всех!» – звучали у нее в ушах. Она спросила мать: «Мы что, социалисты?» Тринтье ответила: «Да, мы социалисты», – и Трюс услышала в ее словах гордость [2].
Трюс Оверстеген родилась в 1923 году. Ее младшая сестра Фредди Нанда, или просто Фредди, как все ее называли, появилась на свет два года спустя. С ранних лет девочки были не разлей вода, тем более что отец довольно быстро покинул их дом-баржу. По большому счету, он и раньше мало помогал семье: был выпивохой и любителем женщин, а вместо того чтобы зарабатывать деньги, тратил их [3].
Разрыв родителей и последующий развод не стали для девочек травмирующим событием. Фредди запомнила, как отец, уходя, спел семье на прощание французскую песенку, стоя на корме баржи. Еще много лет девочки периодически видели его на улицах Харлема.
Тринтье перевезла дочерей в квартиру, где они спали в общей комнатке на соломенных матрасах, которые она сшила сама. Несмотря на бедность, семья жила дружно, и любовь помогала им преодолевать трудности. Больше всего им нравилось вместе музицировать: Тринтье играла на мандолине, Фредди на укулеле и цитре, а Трюс на гитаре. Втроем они пели под собственный аккомпанемент.
Семья Оверстеген славилась участием в деятельности левых кругов Харлема. Один из дядей, Георг Оверстеген, анархист, в конце 1920-х даже получил место в Городском совете [4]. Тринтье растили в левацком духе, и экономическая неопределенность периода Великой депрессии сделала ее еще более критически настроенной по отношению к капиталистам. Политическая, социальная и культурная жизнь Тринтье, Трюс и Фредди вращалась вокруг левого движения. Девочки были членами AJC (Arbeiders Jeugd Central) – социалистической юношеской организации с упором на образование, физическую активность, народные танцы, музыку и походы. Вся деятельность организации была пронизана социалистическими идеями и атмосферой.
