I
Царь Иван резким движением руки отодвинул от себя чашу с недопитой брагой. Подошел поближе к окну, прикрыл ладонью глаза от солнечного света. В колючих космах сосны, широко взмахивая крыльями, сел коршун. Он вытянулся. Настороженно обводит взглядом хвойные просторы по склонам кремлевских холмов. В горделивой осанке птицы царю показалось любование ее своим одиночеством.
«Несмысленная!» – усмехнулся царь.
Правда, и сам он, государь, приказал построить эту вышку во дворце ради того, чтобы уединяться здесь вдали от бояр, дьяков, от семьи, но разве царь московский может жить без людей?
Нет! Он любит многолюдство. Вся жизнь его протекала в бурных волнах житейского моря, в борьбе и опасностях, среди врагов и друзей, и если теперь сидит он тут один – причина тому только что случившаяся ссора с царевичем Иваном.
Праведники-схимонахи советуют стать отшельником, уйти от мира, уступив царство сыну; они говорят, что это успокоит его душу, сообщит ей радость уединенной молитвы и поста, отгонит прочь демонов гордыни и откроет путь к священным вратам рая…
Но как же так? Как оставить царство? Сегодня он, отец, вдруг поймал в упрямых, жестоких глазах сына знак горькой судьбины, ожидающей Русь после его, царской, кончины. Своенравен царевич Иван – многое творит наперекор отцу. Боярской знати и воеводам пример плохой… кое-кто ждет неустройства в царской семье. Несогласия отца с сыном должны охрабрить недовольных.
Прочь одиночество! Не надо схимы! Глупые старцы!
«По грехам моим хилое семя, не дающее всходов…»
О, эти мучительные мысли о будущем!
«Много пролито крови! Немало загублено и невинных душ!.. Церковь горько оплакивает убиенных. Горе велико! Оглянешься назад: кровавые следы устилают путь. А ведь по этому пути он явится к престолу Всевышнего. К последнему ответу!»
Но… что сделано, то сделано. Грехи не должны пугать. И не угоднее ли Богу благополучие царства?!
Что было – былью поросло, а ныне – новые заботы, новые тревоги. Достойно ли страдать о прошлом, когда силы нужны для будущего? Еще много, ой как много надо сил!
Царевич Иван убил стрелою мужика, который оборонялся от его охотничьих псов… Тайный слуга государев Семен Верзилка донес: царевич-де хмельной был и нарочно травил того мужика собаками, а в те поры, когда мужик упал, сраженный стрелой, царевич вместе с Василием Верейским, с Никифором Савицким и другими княжатами громко хохотали и даже непотребно ругались.
То же самое рассказал царю и другой его тайный холоп-соглядатай: царевич-де во хмелю безвинно обижает малых посошных людей ради потехи. И говорит: «Это вам не Иван Васильевич! Слаб стал в старости мой отец, жалостлив! Всех в страхе я буду держать, коли стану царем!»
Царевич горд, самолюбив и дерзок.
Иван Васильевич поднялся и помолился на икону.
«Прости мне мои окаянства! Сам бо есмь аз повинен в сем распутстве сына!»
Он вспомнил, как сам приучал некогда детей любоваться казнями…
Не он ли брал царевича на Красную полощадь, чтобы тот видел, как избивали до смерти бояр и заподозренных в измене чернецов Петровского монастыря?.. Да мало ли видел царевич всякого кровопролития!
И разве не он сам приказал пытать «по изменному делу» Ивана Михайловича Висковатого обязательно в присутствии царевичей? На их глазах покойный ныне Малюта отрезал подвешенному к бревнам бывшему печатнику и посольского двора дьяку Висковатому нос. Сам он, царь, со злорадством показывал царевичам изрубленные опричниками тела бояр и их сородичей.
Много раз то было, и всегда царевич Иван с веселым любопытством смотрел, как палачи пытали и казнили изменников.
![Сеть [Buzz]](/uploads/covers/20/20947d50c79984a3396c0d9d92fffbf3e95ba2bf.jpg)