Яркий свет бил в глаза. Пытался прикрыться от него рукой и даже застонал, когда у меня ни черта не получилось. Пришлось резко сесть, чтобы проклятая белая лампа больше не раздражала.
Одежды нет. Вообще ничего. Только моё тело на железном столе на тонких дрожащих ножках в маленьком помещении, полностью обитом кафелем. Выглядит мерзко. Но это не самое страшное. Самое интересное – я вообще ничего не понимал, и не помнил. В голове – ни одной мысли.
Все, что я видел перед собой – это мужские ноги, широкие и раскачанные, и такие же руки. Кое-где на теле были небольшие татуировки: слова, символы, перевязи. Я понятия не имел, что они значили. На голове – жёсткие торчащие волосы.
Дверь с маленьким иллюминатором была закрыта, но не на замок. По кафельному полу прошлёпал в коридор, который оказался таким же раздражающе белым и ярко освещённым. Окон нигде не было.
В конце коридора в открытом кабинете раздавался шум инструментов, как будто хирург бросает что-то в железный лоток. Странно, я не помню, кто я, но помню, что такое хирург. Походка изменилась сама собой, я неслышно зашёл в помещение, подкравшись к стоящей ко мне спиной женщине в белом халате.
– Ты первый из партии, кто проснулся сегодня. Поздравляю, хорошая регенерация.
Первым инстинктом было напасть на неё и свернуть шею, но я не понимал, зачем. Может быть, она просто лечила меня. Судя по всему, я не в тюрьме. Я не был связан, дверь не заперта. Разве что кровать в номере была не слишком удобной, и не было гостевого халата с белыми тапками, но за это ведь не убивают. Странный инстинкт.
Я бесцеремонно сел голой задницей на стул, а она, наконец, обернулась. Крепкие нервы.
– Можно одежду? Только не такой халатик, как у тебя, мне не подойдет.
– Остришь. Базовые навыки не утеряны. Хорошо.
Она протянула мне какой-то лист.
– Давай проверим. Читать умеешь?
Я пялился на пластиковый лист, заполненный абсолютно бессмысленными для меня символами.
– Видимо, нет.
– Хм, имплант вроде бы работает хорошо, раз ты меня понимаешь. Давай поставим тебе версию получше. Может, этот засбоил после нейтрализации.
Женщина была в возрасте. Её кожа была уже довольно тусклой и лишенной коллагена. Я посмотрел на свою. У меня помоложе. Мне лет триста или четыреста, наверное. Почему я подумал именно эти цифры?
Она достала из ящика имплант и бесцеремонно ввинтила мне его в ухо. Тот с противным шипением рассосался.
– А теперь?
Она снова протягивала лист.
«Осуждён за военные преступления против Мегалактического совета. Приговорён к смертной казни. По ходатайству и при поручительстве номарха Кредесской федерации перенаправлен на Дахрариг. Приговор заменен на диссоциативную медикаментозную амнезию без возможности восстановления. Дальнейшая адаптация и проживание будут проходить в границах Кредесской гелиосферы. Нарушение границ приведёт к немедленному исполнению первичного приговора Межгалактического совета.
Поручитель: номарх Кредесской техно-теократии Тенемхет Анархарон Дейкаан Третий.»
– Номарх – это же круто, я правильно понимаю?
– Угу. – Она забрала лист и швырнула в общую кучу.
– Это всё про меня? Звучит как пустой набор букв, кроме того, что я действительно ни хрена не помню.
– Про тебя.
– Имя не указано.
– Тебе не положено знать своё старое имя. Новое выдадут по окончании адаптационного периода. Пока что ты просто номер 14 из партии «F». Скажи спасибо нашему номарху, что тебе сохранили жизнь.
– Спасибо. А…
– Всё остальное узнаешь на общем собрании. Уже поздно, и я ухожу домой.
– Ещё одно собрание?
– Ты итак удостоился чести узнать обо всём первым. Обычно всем стираемым всё сообщают психологи на первом общем собрании. Но они будут только завтра утром.
