Часть первая. Катерина Аркадьевна и другие…
Большинство членов «научного сообщества» занимались делами, весьма далекими от вопросов, рассматриваемых на сегодняшнем заседании. Кто‑то развлекался играми, кто‑то переписывался, кто‑то с увлечением разглядывал в телефоне нечто, явно не относящееся к тематике конференции. Почти как в детском стишке: «кто на лавочке сидел, кто на улицу глядел, кто‑то пел, а кто молчал, а кто‑то там ногой качал…» Исключением были те, кому не повезло оказаться в первых рядах перед сценой. Академики в президиуме откровенно скучали, перестав делать заинтересованные лица уже с середины второго доклада.
Катерине повезло – она сидела в предпоследнем ряду и чувствовала себя весьма комфортно. Покачивая ногой, она тщательно вырисовывала в своем блокноте толстенького чертика.
В это время с высокой трибуны вдохновенно вещал свежеиспеченный доктор наук. Эдакий породистый, розовощекий пухляш – «губки бантиком, бровки домиком», едва переступивший тридцатилетний рубеж и который, по‑видимому, получил степень кандидата наук вместе с дипломом медицинского университета, а еще через пару месяцев, чтобы не откладывать в долгий ящик, с триумфом защитил докторскую. Как в старом анекдоте: «у генералов тоже есть свои внуки», и судя по известной фамилии, это был именно тот случай. Имя его деда было во всех учебниках акушерства, об отце говорили немного, но с уважением, а внук вызывал лишь снисходительную ухмылку. С высоты положения, достигнутого предками, он, поблескивая из‑за пухлых щек маленькими глазками и причмокивая вареникообразными губками, хорошо поставленным голосом рассказывал о новых революционных методах лечения некоторых экстренных ситуаций в современном акушерстве.
Катерина откровенно скучала. Ей было жаль потерянного времени на этой «проходной, для галочки» конференции. В свое время она занималась наукой, даже сдала кандидатский минимум, собрала материал, и ей было интересно, очень интересно, а дальше как‑то не задалось. Любовь, и не просто любовь – вселенская страсть (аж искры из глаз летели) накрыла сразу и с головой, затем замужество, где эти самые искры вместо того чтобы разгореться в пламя, быстро превратились в еле тлеющие угольки, которые медленно и верно покрылись толстым слоем бытовой пыли. Мужа, умного, тонкого интеллигента черт знает в каком поколении надо было кормить, поить и одевать. Короче, холить и лелеять. И не абы как. Он же «в поте благородного лица» трудился во благо Отечества в элитном питерском университете и должен был соответствовать определенному статусу ассистента кафедры. Поэтому Катерина, как человек, далекий от научных изысканий, то есть приземленный и погрязший в мирских заботах, вкалывала не по‑женски днем и ночью, без праздников и выходных, чтобы у любимого все было на высшем уровне. Муж с удовольствием пребывал в мире своей «необыкновенности», был недоволен всем и всеми и упорно не хотел расставаться с собственным детством, изображая незаслуженно обиженного мальчика, застрявшего где‑то в границах пубертата, поэтому вопрос о настоящих детях в их семье даже не рассматривался. Дети… зачем им дети, их не надо… ну, пока не надо. Это шумно. Это хлопотно, а у него, такого «чувствительного» и «ранимого», научная работа, ему диссертацию надо писать, а они, дети, будут мешать. Весь мир должен крутиться только вокруг него и его проблем. Первые годы это доставляло ей удовольствие. Что-что, а материнский инстинкт у нее был развит хорошо, но то ли от хронической усталости, то ли потому, что в последнее время она все больше сама себе напоминала усовершенствованный кухонный комбайн, который готовит, моет, стирает, убирает, гладит, а еще работа… Работа, по сравнению с которой все фильмы из серии «Миссия невыполнима» представлялись безобиднее детских мультиков времен «глубокого застоя», а Итан Хант в исполнении знойного Тома Круза вызывал ассоциации со слепым и беспомощным котенком… Мелочи вроде беготни по магазинам не в счет – они рассматривались как поддержание физической формы, и прочее, прочее, прочее. Обычная жизнь обычной женщины в современном мире: «косец, и жнец, и на дуде игрец», желательно все одновременно. Почти как в прошлые века, только в наши дни быт облагорожен техникой, если, конечно, на нее есть деньги и место на кухне. А если нет ни того, ни другого, то на нет и суда нет. Правда, в том «далеком прошлом» женщины вроде не работали на производстве, а занимались в основном домом, но эмансипация, свобода и равенство – дело святое, поэтому надо продолжать «наслаждаться» плодами многовековой борьбы. Учитывая «насыщенный» образ жизни, который она вела последние годы, этот самый материнский инстинкт, как резиновый ежик с дырочкой в правом боку, присвистнул через эту самую дырочку и впал в глубокий летаргический сон на грани комы.
