Кирилл Александрович
Обряд колдуна семи морей
Часть первая
По следу
1
Шорох прибрежной гальки был почти не
слышим за звуком набегающих на черный берег волн.
Сквозь обрывки тумана по берегу шла темная
фигура колдуна.
Его взгляд не касался ни одного жертвенного перекрестия из бревен и
обломков старых лодей, так густо наставленных на берегу.
Необходимые для цели жертвы, для него
никчемных людских жизней.
Колдун шел вперед. Шел к тому кресту, на
котором болталась часть человеческого скелета, с надетым на плечи,
некогда богато вышитым плащом.
Подойдя к жертвеннику, колдун положил на белые
кости ребер свои узловатые пальцы, выкрашенные чем-то красным и,
посмотрев в темные провалы глазниц, произнес:
- Знали ли вы, Император, что не одиноки в своих
замыслах? С той лишь разницей, что сами стали орудием воплощения
этих мыслей в жизнь.
Сумерки спускались на берег Черной земли,
и все становилось одинаково темным. Острия скал тонули в черном
небе, скрывая свои очертания. Лишь в сумерках шел по берегу колдун.
И на одеяниях его светились тусклым голубоватым светом немыслимые
узоры. Все глубже во мраке растворялась фигура колдуна. И вслед ей
шли, скрипя по камням когтями, огромные существа, такие же черные
как ночь, с желтыми горящими глазами.
2
Ветер пел в листве леса. Мичана не слышала
этой песни давно. Она стояла на берегу озера, тяжелым взглядом
смотрела на рябь, нарисованную ветром на глади воды. Ощущение
чего-то неотвратимого кралось внутри. Темное, липкое чувство
заставляло держать себя в руках и ждать. Ждать новостей о том, что
произошло в её лесу.
Была середина ночи и Лех еще не возвращался . Он
ушел на восток, в леса Дубовой Рощи и Исгин не спалось в эту
ночь.
Но Мичана знала, что чувство это не с Лехом
связано. Тяжесть чего-то большего. Чего-то, что изменит мир
вновь.
Она сидела на берегу и мерно постукивала по полому бревну
подушечками пальцев. "Тук, тук-тук, тук, тук". Она звала
Арида.
Но он не отзывался. И стеннолли, те самые
существа, ныне бессмертные души рудокопов, освобожденных от тьмы,
не решались показаться перед Мичаной на поляне. Что-то изменилось в
этом мире, качнуло чаши весов равновесия.
Исгин сидела на скамье перед столом, подогнув
под себя ноги и катая по столу деревянную ступку - Лех вырезал ей
её две недели назад.
За пологом землянки нарастал ветер. Ветер выл в
дымогоне и раскачивал языки пламени очага, так непривычно
неспокойные сейчас.
Исгин встала со скамьи и, подойдя к пологу,
отодвинула его рукой, вглядываясь во тьму, наползшую на поляну
перед озером.
Перед стеной дубов, ощетинившись и рыча, нервно
ходили стеннолли. Первый раз видела Исгин их нерешительность - они
не смели заходить в лес.
Ветер гнал Мичану через чащу. Босые стопы
уверенно вставали на мшистые камни при каждом ее шаге, носком
опираясь на низкие ветви, взлетала ведунья над землей и опускалась
на лишь ей одной ведомую тропу, ведущую сквозь чащу.
Чуткий нос улавливал незнакомый, злой запах гостя
ее леса. Запах, рождавший в памяти, ощущение уже виденного,
злобного и безжалостного зверя. Когда-то давно виденного. Когда
отец ее – Ор, горец, глава общины поселения на Хребтах Ветров,
пропал на охоте.
Лес расступился, обнажив голую поляну. Изрытая
земля, сломанные пополам молодые побеги, ясно говорили о том, что
здесь, посреди ее леса что- то произошло: кто- то боролся, яростно.
Не похоже это было на бойнище молодых туров, когда весенний воздух
заставляет закипать их кровь и выходят они доказывать свои права на
владения лесом и стадом молодых туриц любому кто им
встретится.