Наконец солнце прорывает облака и веером рассыпается по долине, вокруг глянец и сверкание бессчетных огней в каплях ночного дождя. А потом облака, словно от солнечного тепла, начинают истаивать, обнажая панораму гор. Внизу рычит, перекатывает валуны и несется со скоростью экспресс-поезда буйная Урубамба – Священная река инков, река Солнца, отражение Млечного пути на Земле.
Буро-ржавая тропа идет вплотную к скале, затем по каменистому косогору, покрытому пучками травы и там-сям растущей опунцией, ныряет в лес, и на обочинах можно встретить дивные, словно из сказки, цветы, похожие на граммофоны, бокалы, кувшинчики, мохнатые звезды, только ни на один из знакомых мне цветков. Я и названия их не знаю. Над цветущим кустарником завис и трепещет колибри размером с бабочку, достает, как шприцем, своим длинным тонким клювом нектар. И вдруг – картошка! Самая обычная, с такими, как у нас, сиреневыми цветками.
На тропе семеро, не считая проводника, который следит за двумя мулами, груженными поклажей, а замыкает шествие собачонка, такие же у нас бегают, беспородные. Наверное, увязалась за проводником. У ручья, бегущего по желобу с гор, делаем недолгий привал. В небе парит какая-то гордая птица. Кондор? Орел? А может, коршун?
Солнце поднимается все выше. Я слышу хор птиц и флейту одинокого пастуха в долине, где кормятся ламы. Мелодия флейты неторопливая, раздумчивая, и если печальная, то чуть-чуть, потому что все, что должно было случиться, – уже случилось.
Сказать, что моей матери слон наступил на ухо, значит, ничего не сказать. Он не просто наступил, он потоптался там и даже повалялся. Я и раньше замечала, что многие люди, ухо которых облюбовал слон, очень любят петь. Почему, спрашивается? Непонятно.
Мать с утра заунывно поет: «В жизни раз бывает…» И в этом нет ничего удивительного, сегодня пятнадцатое октября. В этот день рождаются яркие и неординарные личности, такие как Лермонтов, Ницше и Торричелли. Кто-то из античных мудрецов сказал, что природа не терпит пустоты. Оказывается, терпит, Торричелли это доказал, изобретя ртутный барометр. Также в этот выдающийся день родились Вячеслав Бутусов и я.
И вот я выросла и расцвела, как предписано природой, а предписан мне был среднестатистический вариант. В общем, не хуже и не лучше других, хотя тетя Валя, наша родственница из Новгорода, недавно отметила: «Лягушонок превратился в смазливую девицу». Я приняла это как комплимент. Вообще-то я не совсем идиотка, чтобы не замечать, что не уродина. Только почему мне мама об этом никогда не говорила? Она боялась, чтобы я не стала много о себе воображать? По мне лучше воображать, чем мучиться комплексами.
Итак, пятнадцатое октября, суббота. Мне восемнадцать лет. За окном солнце. В этот день случается разное – от слякоти и мокрого снега, до такого благолепия, как сегодня. В природе все пестро, но не ярко, сдержанно: растительность желтовато-розовато-зеленоватая, а дорожки, засыпанные листьями, – сиреневато-палевые. С утра мы со школьной подружкой Танькой Васильевой отправились в кафе и прочли на асфальте надпись: «Улыбнись встречному!»
– Улыбнемся? – спросила Танька.
– Улыбнемся, – ответила я.
И мы стали улыбаться встречным. Они реагировали не одинаково. Одни смотрели на нас, как на дебилок, другие изображали на лице скучно-презрительную мину, а третьи – улыбались! И таких было не так уж мало.
Улыбаться мы перестали, потому что уже не могли сдерживаться и стали хохотать во весь голос.
В маленьком симпатичном кафе мы ели эклеры и запивали рислингом из красивых круглых бокалов, куда поместился бы теннисный мячик. А следующим номером программы была прогулка по Сосновке. Это лесопарк, он недалеко от моего дома, основные деревья – сосны и березы, не вперемежку, а однородными участками – участок корабельного бора, участок берез для любителей Есенина. Я-то бор предпочитаю, в нем всегда солнечно от оранжевых (утром – розовых) стволов сосен. По дороге мы собирали осенние листья: желтые, рыжие, винно-красные. Я нашла ромашки, это последние, даже на вид какие-то усталые.
