Она сидела так уже давно. Несколько часов – или дней, или лет. Она не знала этого. Солнечный свет, пробивающийся сквозь плотно сдвинутые шторы темно-зеленого бархата, падает на полоску паркета. А комната тонет в полумраке, и женщина, сидящая в кресле, сливается с этим полумраком. Она стала частью интерьера, эта бледная светловолосая женщина, одетая в черное платье, сшитое у хорошего портного. Платье верой и правдой послужило ей, но данное обстоятельство уже не имеет никакого значения. Ничто больше не имеет значения. Она сидит в кресле и является частью тишины, царящей в доме. В ее глазах застыли отчаяние и пустота.
Где-то в доме тикают часы. Этот красивый двухэтажный особняк построен совсем недавно. В нем жили счастливые люди – когда-то. Несколько дней назад. Или недель. Или лет. Неважно. Потому что теперь это мертвый дом. Он тихо погружается в тишину и пыль, и только неугомонные часы еще не поняли, что время здесь теперь остановилось. Зачем время мертвому дому? И зачем время – мертвой женщине…
«Почему такое случилось со мной? С нами? – Эти мысли тяжелыми булыжниками ворочаются у нее в голове. – Почему столько всего на нас… Нет. Этого не может быть. Это мне снится. Я сама себе снюсь. Я умерла. Это хорошо, наверное. Я умерла».
Дом мертв. И женщина, сидящая в кресле, тоже мертва. Ее душа мертва. Ее похоронили недавно – вместе с маленькой девочкой, которую звали Анной. Аннушкой. Анютой. Кресло, стоящее в темной комнате, стало удобным вместилищем того, что когда-то было веселой молодой женщиной по имени Дана. Теперь ее больше нет. Как нет ее дочери, Анны. И ее свекрови. И ее мужа. Осталась только пыльная тишина в большом, никому не нужном доме, построенном для счастливых людей.
Где-то там, далеко, кипит жизнь. Ходят люди, обдумывая какие-то свои дела. Все так же ярко светит солнце, потому что тепло, время радоваться жизни, гудит разноцветный поток машин. Одна такая отняла жизнь маленькой девочки и ее бабушки. И теперь то, что недавно было красавицей Даной, покоится в глубоком кресле в мертвом доме.
«Я умерла, умерла… Люди забрали ее, унесли и зарыли. Господи, как я могла позволить им сделать это? Ей там холодно и страшно одной. Они взяли и унесли ее, а я им это позволила. Я умерла. Но почему так больно? И почему трудно дышать? Мне не надо дышать…»
Ей надо переодеться, потому что черное платье она надевала на похороны, но она не хочет двигаться. Словно в тумане, вспоминаются ей последние несколько дней: какие-то люди в доме, цветы, запах теплого воска, кошмарные звуки траурного марша… Немыслимо. Этого просто не может быть. Растоптанные цветы на асфальте и сдавленные рыдания. Все закончилось. Теперь уже ничто не имеет значения. И запах свежей земли. И какие-то лица, лица… Этот день остановился на точке боли. Господи, ну кто это так кричит? Какая теперь разница? Два гроба уходят под землю. В одном из них – ее Анечка. Аннушка. Ее дитя. В другом – Лидия Петровна, мать ее покойного мужа. Черт подери, не многовато ли для одного? Порция для взрослых.
Дана сидит, сжавшись в комок. Собственно, прошло уже два дня. Уехали родители, забрав с собой ее младшего, Леку, за что она им несказанно благодарна. Она мечтала остаться одна. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы все убрались и оставили ее наедине с тишиной. Как ни странно, это случилось. Наверное, одиночество облегчило ей жизнь. Или смерть. В ее случае это одно и то же.