Она давно не была в России. Лет двадцать пять… Дом, муж, дети. И вдруг потянуло, потянуло, в Коктебель. На час, на два! Постоять на берегу, вспомнить себя летящей, хохочущей, бегущей у самого моря. Он ее всегда догонял, брал на руки и не выпускал даже в воде. Романтик с мягким, чуть грустным взглядом. Мужчина с чувственными крупными губами, русыми волнами по плечам, смелыми руками. Уже известный писатель, лирик. Любимый, от которого она ушла с другим, потому что другой обещал роль в кино. Не догнал! Не пытался удержать. Впрочем, она ведь сбежала тайком. Страдал, ей говорили. Она бы вернулась. Не звал… Почему – то не звал. И любил, точно знала! Вернулась бы. Дом, муж, дети… Сейчас уже поздно, но так хочется порой его тепла, обожания, нежности. Обнять бы за теплую шею и прошептать: «Прости».
Давно провинциальный город, в котором она жила, отмечал какую – то важную дату и приехали писатели, актеры. Маститые, знаменитые! Ей удалось пробиться во Дворец культуры. Стояла сбоку у сцены и не отрывала глаз от этого с синим, мягким взглядом. Когда его представили, зашлось от волнения сердце. Только что прочитала его роман. Загадочный, как Вселенная! О любви, ласковой, как шелк, и колючей, как шипы роз. Подойти не посмела. Но был Коктебель, был… Распахнутое окно в номере, ветер с моря. Легкое, утомленное ее тело. И неутомимое его. Был Коктебель!
До самолета оставалось время. Она купила книги в одном из московских центров. Удивилась, что он все еще пишет и издается. Лирика не в моде. Пролистала с нетерпением. Тогда он обещал написать книгу о них, о ней. Не нашла. Может, не в этих изданиях живет та сладкая любовь, а, может, обида была слишком горькой. Юная, глупая! Самоуверенная!
К вечеру будет в Коктебель, а потом опять чужая страна, дом, муж, взрослые дети. Все хорошо, но как жаль, что нет в его книгах дурмана тех южных ночей, нет ее юности. На фотографиях он такой же. Только волосы поседели и уже не волнисты. Возле чувственных губ складки. Взгляд мягкий, с печалью. Грусть уступила место печали. Милый романтик. Не встретиться, уже не встретиться.
Не дано ей знать, что он совсем рядом, в Подмосковье. Мучается над последней главой не романа, всего лишь небольшой повести, самой трудной и важной в его жизни. Перечитывает, волнуется, плотнее кутает в теплый плед зябнущие ноги. И ворчит на дочку, когда она просит не увлекаться. А он увлекся, он там среди тайн и страстей. Среди странных, пленительных женщин и сильных мужчин. Там!
– Театр одного актера, – шутят коллеги.
– Актриса фигова, – вздыхает подруга.
– Артистка, артистка, – восхищается дочка, – да, мамуль, да!
Только муж не говорит ничего. Варит по утрам овсянку, кофе, приносит в постель и целует в теплую белую шею. Жалеет и любит. И никогда не называет ее артисткой. Однажды они загорали у реки. Она посмотрела на худенькие свои ноги, на руки в веснушках и заплакала.
– Ты что? – испугался он и она прошептала, слизывая с губ соленые слезы: «Я страшная, а хотела быть артисткой. Страшная!»
– У тебя есть шарм, – сказал он, – это больше, чем красота. Запомни. А театра хватает в жизни.
Они лежали на горячем песке. Слезы высохли, но она еще всхлипывала. И думала, что он, наверное, прав. Театр в ее судьбе уже был, а вот настоящая любовь впервые. Впервые… Только потом она предаст то жаркое лето, тот песок, прилипший к коже. Он был на губах, когда они целовались, на груди. На маленькой ее груди. На загрелых его плечах. И кружил над ними веселый ветер, и пела какая – то птица. И она забыла тогда, что страшная, уродина конопатая. Растворилась в мужчине, в упрямой и нежной его силе. Предаст. Он и не поймет даже, а она будет играть в роман, в любовь с другим. Играть… Артистка! Слово, как хлыст по сердцу.
