Тонкая струйка дыма от сигареты поднимается с блюдечка и, чуть выше, ударяясь обо что-то невидимое, расползается ровной дымкой, образуя легкое облачко над столом. Почему так – Фёдору думать не хочется: чего только не происходит в жизни. Хотя ответ прост: в комнате нет сквозняка.
Глубоко вздохнув, Кулибин посмотрел на похрапывающего молодого лейтенанта, раскинувшегося на кровати, и покачал головой.
«Да, вот и подошло твое время к окончанию службы в Афганистане, товарищ гвардии старший лейтенант. Приехал тебя менять вот этот молодой лейтенант, у которого ещё пока спокойно на душе. Никого не убивал, никого не терял. И испытаний, которые, он знает точно, его здесь ждут, не боится. Да что говорить: в морской пехоте служил, в рязанское училище только со второго раза поступил, но уже с гражданки, после армии. Значит, этот парень из тех, что к своей цели и по гвоздям босиком пойдут, и по горячим углям. Нет, я не из этой колоды…»
Выпив оставшуюся в кружке водку, Фёдор придвинул к себе стопку фотографий, лежавшую на краю стола.
Хм, на первой он совсем молодой, хотя сделана она ровно два года назад. Он стоит рядом с офицером, которого сменял – командир взвода, гвардии старший лейтенант Иванцов. В глазах у старлея тоже грусть. Наверное, думал о чем-то таком же, что и Фёдор сейчас. Облокотился на броню боевой машины пехоты, с которой столько лет был неразлучен. Несколько раз подрывалась она с ним на небольших фугасах, менял ей двигатель, гусеницы, перебрал всю ходовую часть. Пожалуй, за это машина и любила его, готова была с ним идти и через минные поля, и лезть на скалы. Правду говорят, что у машин есть душа и, как у собак, прирастает она к своему хозяину. А как уехал Иванцов, так сразу «слегла», «захворала» и на первой же боевой операции в Пули-Хумри «ушла» от Фёдора – сгорела как спичечный коробок. Так он и не понял – от чего, прямо на его глазах…
А что на этой фотографии? А, это он сидит на «броне» с Димкой, командиром второго взвода. Вот парень был! Он как раз спал на той кровати, на которой разлегся новый лейтенант, сменщик Фёдора. А фотографии Димкиной дочки с женой, наклеенные на стене, над кроватью, никто не захотел снимать, и этот лейтенант тоже. Сказал, пусть останутся на память.
Фёдор поближе поднес к глазам фотографию Димки Шеляткова. На лице у него беззаботная улыбка, ничего и никогда этот парень не боялся. Только где-то что-то – он уже там, впереди всех, под пули, под взрывы лезет. Кто-то раз на поминках одного из погибших офицеров попытался пристыдить Шеляткова, мол, не в орденах счастье и не в мемориале, что будет стоять на твоей могилке. А Димка в ответ, вместо того чтобы заехать по скуле «страждущему» за его судьбу, улыбнулся и сказал, мол, цыганка ему нагадала не в «цинке» быть, а в побрякушках, вот он и торопится их заработать, да побольше.
Одни посчитали это хорошим ответом в адрес «штабных крыс», которые, как говорится, «не понюхав дыма», не зная, что такое бой на самом деле, оформляют на себя чужие награды. Другие покрутили пальцем у виска, мол, у Димки крыша поехала. А кто-то его словам и вовсе значения не придал.
А жизнь шла. И Димка продолжал лезть под грохочущие пулеметы, пробираться в тыл душманам через минные поля, и при этом не неся потерь. Но легенды так и не успели сложить об этом молодом офицере. Обманула парня цыганка…
На Пагмане?.. Точно, на Пагмане, Димка со своей группой, когда на «броне» входил в ущелье, напоролся на банду душманов. Первая же пуля была Димкина. Тот бой оказался коротким, и никто больше из его взвода не пострадал, хотя огонь был очень плотным. Солдаты сами потом удивлялись этому. А кто-то потом, на поминках Шеляткова предположил: может, перед началом боя сам Бог спросил у Димки, что он выберет – спасение жизней солдат или своей? Он отдал свою.
