Когда-то давно мне было видение. Я задал себе вопрос – “Что есть я?” – и созерцал цикличный видеоряд, который походил на отрывок из музыкального клипа или сцену из фильма в жанре “арт-хаус”. Я парил где-то в космической пустоте, и подо мной разбивалось вдребезги и снова собиралось воедино гигантское зеркало. И в тех осколках я узнавал самого себя в протяжении жизни, в них видел свои поступки, слова, и позабытые эмоции переполняли меня.
Детство, юность – всё это смешивалось между собой, линейность бытия терялась в закольцованном сне. Я ужаснулся: многое из того, что я считал своим и подлинным, оказалось не более чем искажённым отражением окружающего мира и людей в нём. Я почувствовал, что это неправильно, что так быть не должно и необходимо что-то сделать, как-то собрать себя воедино, стать целостным – иначе какая могла бы быть ещё цель человеческой жизни? Но чего-то постоянно не хватало. Фрагменты, как назло, собирались в чуждые узоры и, казалось, недоставало каких-то очень важных элементов. Но никто и ни за что не смог бы сказать мне, что всё это значит на самом деле.
По пробуждении мне показалось, что ответ совсем рядом, что я понял нечто существенное, сродни откровению. Я понял, что все мои проблемы возникали из внутренних расхождений, неизбывной разрозненности. Идея вечного конфликта с собой совсем не нова, и я подспудно ощущал это даже тогда, будучи гораздо моложе и неопытнее, но мой аффект был обусловлен тем, что я увидел эти осколки, и то, что они собой представляли на самом деле. Мне показалось ещё, что дело не только во мне, но и почти все люди – разбитые, склеенные кое-как зеркала, и наши межличностные и внутренние неурядицы являются следствием искажённых отражений, и весь наш социум – какая-то дурацкая экспозиция кривых зеркал.
По прошествии многих лет я стал гораздо меньше верить в то, что возможно стать целостной личностью, стать неким здоровым, полноценным человеком, который будет в фундаментальном согласии с собой и окружающими. Теперь мне это представляется ошибочным, если не сказать абсурдным. Вряд ли я смогу поверить, что это и есть высшая цель, а не одна из тех, что мы придумываем для себя, дабы не сойти с ума. Возможно, какой-то гностик и сказал бы, что это необходимо, потому что только так мы сможем отражать божественный свет; а какой-то психолог сказал бы, что только так мы можем проработать свои комплексы и травмы… Однако я по-прежнему не могу отделаться от чувства, что собственная личность это случайная совокупность разнородных элементов, связи между которыми разглядеть и проанализировать весьма трудно, и которую мы привыкаем называть “собой”.
Так же, как, составляя этот первый сборник, я узнавал в произведениях частички прошлого себя. Какие-то из них оказались совсем далёкими, умершими; некоторые навевали ностальгию, а некоторые неожиданно трогали до слёз. Происхождение и обстоятельства вошедших сюда стихотворений отследить теперь представляется практически невозможным. Единственное, в чём я могу быть уверен, что подавляющая часть этих произведений была написана в домашней обстановке. Идеи, отдельные строки, а иногда и завершённые строфы, могли приходить ко мне в совершенно неожиданные моменты и в непривычных местах, но оформлять их во что-то цельное мне удавалось только дома. Возможно, всё дело было в неопытности и привычке, потому как впоследствии я не раз нарушал это правило.
