Каждый раз, выключая свет, она чувствовала себя спокойнее. Не потому, что она боялась, как кто-то увидит ее переодевающуюся в чёрную майку, а потому, что так она будто окуналась в темноту и питалась её силой. И спустя несколько лет ничего не изменилось.
Именно поэтому, когда она входила домой, никогда не включала свет. Лив бросила ключи на тумбу около двери, скинула надоевшие за день сапоги и, снимая по пути пальто, прошла на кухню. Не особо заботясь о порядке, швырнула его на ближайший стул и стала ждать, пока кофеварка завершит свою работу. В квартире никого не было; не то чтобы всегда, о нет: порою тут бывало столько людей, что соседи вызывали полицию; однако все они покидали её, не задерживаясь до утра. Одиночество было её бичом, но она умела им наслаждаться. Окружающие видели её взбалмошной и доброй, но порой в один момент её взгляд мог пригвоздить к полу: «Не смотри так, будто сейчас душу вынешь». Но даже спустя столько времени, что она провела в этом городе, ничего не могла поделать с тем, что внутри – чёрная дыра, которая пыталась прорваться наружу, и чтобы никого не разочаровывать, продолжала носить маски перед людьми.
Кофеварка решила всё-таки порадовать её кружкой латте, о чем возвестила нетерпеливым сигналом. Лив вздрогнула, взяла кружку, и ойкнула, случайно обжёгшись. Её квартира была трёхкомнатной, не считая рабочего кабинета и ванной; выполнена в скандинавском стиле. Планировка была авторской – собственной рукой она ставила на листке бумаги линии и углы, которые потом воплотились в реальность благодаря совместной работе лучших дизайнеров. На стенах висели фотоснимки неизвестных фотографов. Кто-то скажет – бессмысленно, – но ей нравится. Различные украшения в стиле работы handmade перемешивались со строгими картинами модерна. Но при всём этом квартира отдавала ощущением пустой идеальности. Как будто это была какая-то иллюзия, бесстыдно заштопанная нитями реальности.
Она подошла к окну, держа кружку в руке так, словно это был её мир: глядя на панораму города, она размышляла, сколько ещё усилий потребуется, чтоб разжечь в себе интерес к жизни. За окном пошёл дождь. Этого хватило ей, чтобы обрести внутренние равновесие и наконец приступить к кофе.
Небольшие струи дождя орошали широкие проспекты Кандора, и город был ему за это благодарен. Несмотря на знойное начало осени, он начал уставать и покрываться пылью; лёгкая передышка была необходима даже ему. Спустя некоторое время дождь усилился до состояния хорошего душа – его струи проникали буквально под каждые зонты и портфели, которыми наивные люди укрывались от непогоды; все их старания были безуспешными. Ливень набирал обороты, и казалось, что в мире не осталось ничего, кроме него. Небо закрыло в себе солнце свинцовыми тучами, словно обидчивый ребенок спрятал свою игрушку в подушках, и теперь на улицах блуждал легкий сумрак, создавая атмосферу неопределённой зыбкости. Люди разделились на два типа: одни всё ещё надеялись спастись от стихии зонтами, плащами и другими подручными средствами, а другие уже безразлично шли по маленьким рекам, которые несли свои воды по тусклым улицам. Машины лениво пересекали проспекты, орошая зазевавшихся водой из-под колёс. Лив вышла на балкон в тот момент, когда очередного прохожего постигла эта неудача, о чем возвестил его гневный вопль, адресованный удаляющейся машине. Она невольно рассмеялась – настолько нелепо злился этот человек.
Её отвлек звук со стороны телефона: кто-то звонил, но ей не хотелось ни с кем разговаривать. После сигнала автоответчика бодрый голос Томми выстреливал слова так, словно не он вчера перебрал до потери пульса:
