– Проклятье!
Автоматические двери супермаркета послушно открывались и закрывались по сигналу фотоэлемента. А тут, то ли сам фотоэлемент проморгал, то ли ещё что, но двери вдруг ни с того ни с сего начали закрываться. Автоматические створки смаху ударили своими резиновыми оборками высокую девушку в тёмных очках и небрежно накинутой на неупитанное тело газовой хламиде, расписанной аляповатыми абстракционистскими находками.
– Проклятье! – снова выругалась девушка, потому как ударом её отшвырнуло в сторону прямо на невысокого гладенько-гаденького господина с пузатой бутылкой «Шато-Лезьер Турмалин» и коробкой конфет в руках.
– Осторожней, девушка! – недовольно буркнул мужчина.
– Что не видишь, идиот? Я же не нарочно!
– Во-первых, что я должен видеть? – возмутился мужчина. – А во-вторых, почему вы хамите?!
– Я!? – поперхнулась девушка.
– Вы, вы, – кивнул парень. – Я чуть было бутылку не разбил из-за ваших пируэтов. Она стоит чуть дороже, чем «Жигулёвское».
– Подумаешь, неженка! – девушка приспустила тёмные очки, взглянула поверх, словно строгая училка на нашкодившего первоклашку. – Бутылку французского пойла урвал по случаю! Алкоголикам не место в нашем передовом обществе! Даже распивающим импортные коньяки.
– Послушайте, милочка! – уголки губ чувственного рта мужчины опустились вниз, а припухлые чисто выбритые щеки затрепетали от негодования, как у хомяка, расправляющегося с зерном. Тем более, что своей белой рубашкой, прикрытой клетчатым пиджаком, он живо оттенял свою хомяковскую мордочку, привыкшую к пережёвыванию драгоценных зерновых с раннего детства. – Я с вами брудершафт не пил и детей не крестил. Чего вы хамите?
– Вот детей нам только и не хватало! – снова съязвила девушка. – Да ты, любезный, скорее всего, на это вовсе не способен. Сначала грудь подбери, – она ловко шлёпнула парня по выпирающему брюшку, – а о детях пусть мужички помоложе заботятся.
С этими словами девушка повернулась, и дверь беспрепятственно на этот раз пропустила её в тёплые и густые июльские сумерки. Однако происшествие не осталось не замеченным. Пять-шесть посетителей да кассирша с квадратными то ли с перепою, то ли с недосыпу глазами в кокетливом накрахмаленном гипюровом колпачке с интересом наблюдали мизансцену, словно стайка зрителей в остросюжетном русском театре.
Парень обескуражено смотрел вслед своей обидчице, потом подхватился, бросился догонять экстравагантную девицу, отправившуюся, судя по всему, на опустевший к этому времени пляж пруда в Крылатском. Единственный на всём пляже фонарный столб, освещающий такую же сиротливую кабинку для переодевания, послужил девушке пристанищем на этот вечер.
Вообще-то тутошний пруд считался самым спортивным на всю Москву, но местные жители Кунцево и Крылатского постоянно пользовались водоёмом совсем не для спортивных целей. Здесь её и догнал давешний незнакомец. Она посмотрела на неожиданного преследователя, удивлённо приподняла бровь, но ничего не сказала.
– Я вот тут подумал…, – промямлил парень.
– Ты ещё и думать, способен? – улыбнулась девушка. – Так сразу это по тебе не очень-то заметно.
Её преследователь стушевался, беззвучно шевеля губами. Глаза парня случайно воткнулись в плакат, висящий как раз под фонарём, на котором была жизнеспасительная надпись о категорическом исполнении правил не заплывать за буйки. Что поделать, жива у нас плакатная Россия! А парень, набрав в лёгкие воздуха, как будто перед прыжком в омут, выпалил: