Весна в Шанхае полностью вступила в свои права. Днем солнце поднималось высоко, и на центральной Нанкинской уже пестрели плоские зонтики. Я всегда просыпалась рано, и теперь уже не надо было включать бра – китайский фонарик над кроватью. Лучи восходящего солнца ярко освещали спальню в квартире на набережной Вайтань. Я подошла к окну. Всё тот же привычный вид: лавчонки, первые экипажи, рикши, кули. Река, вся утыканная парусами рыбацких лодок, как швейная подушечка иглами. На привычном месте у причала слегка покачивается на волнах прибывший в 1922 году из Владивостока и уже кому-то проданный корабль из эскадры Старка.
Завтра, 13 апреля 1927 года, мне исполняется 33 года. Будь я мужчиной, уместно было бы вспомнить Иисуса Христа и Илью Муромца в связи с важностью этого возраста. Но у женщин всё по-другому, у них жизнь протекает более плавно. Настроение было совсем не праздничное. Последние несколько месяцев в Китае стало очень неспокойно. Хотя в английском районе, где жила я, тревожные новости черпались по-прежнему только из газет. И понять до конца, что же именно происходит, было очень трудно. Но чувствовалось, что привычной жизни обитателей этого района с многочисленными ресторанами, отелями, банками приходит конец. А мне, убежавшей от политики и гражданской войны, очень не хотелось попасть под такой же каток на чужбине.
Сегодня почему-то совсем не было желания выходить из дома. Надо наконец-то заняться домашними делами: пересмотреть летние вещи, может, что-то зашить, заштопать, починить. Приготовить нормальный обед и, возможно, испечь пирог на завтра. Где-то вдалеке слышались выстрелы, крики, топот лошадей. Я привыкла не обращать на такое внимания: в последнее время подобное происходило часто. Но сегодня шум был какой-то особенный. Потом выяснилось, что 12 апреля 1927 года в Шанхае произошло событие, получившее название «Инцидент»: массовое уничтожение коммунистов военными отрядами Чан Кайши. И произошло это на территории Международного сеттльмента с согласия британских властей! Такого не случалось ещё никогда. Трупы застреленных людей валялись прямо на улицах, на столбах качались повешенные, а я мчалась в экипаже на вокзал, сжавшись в комок и крепко прижимая к себе саквояж (как будто он мог меня защитить от всего этого ужаса!).
Скорей, скорей сесть в поезд, зажмуриться и не открывать глаз до самого Харбина, где меня должен ждать друг Александры и Тимофея, который оформит мне документы для возвращения в Россию. Ритмично постукивают вагонные колёса, за окном однообразный пейзаж: нескончаемые серые деревни, непрерывно переходящие одна в другую. Все они обращены к дороге серыми стенами без окон, без дверей, либо сплошными заборами, над которыми кое-где возвышаются крыши с изогнутыми вверх краями. Думать, вспоминать – самая что ни на есть подходящая обстановка. Как же всё начиналось?
Урок геометрии явно затянулся по моим меркам. Фрау Кхиндель продиктовала условие уже шестой задачи. Мне удалось со слуха понять и записать в тетрадь, что было «дано» и «что надо найти», и я аккуратно и тщательно вывожу слово «решение», надеясь, что последняя буква «е» придётся на звонок с урока. Но, увы, время, похоже, остановилось. А за окном возле нашей с Александрой партой щебечут две синички, склёвывая крошки, набросанные на карниз.
Способность видеть боковым зрением, не поворачивая головы, у меня очень хорошо развита, и я абсолютно уверена, что фрау Кхиндель не может определить, что я смотрю не в тетрадь. Но меня выдаёт расплывшаяся до ушей улыбка умиления от птичек. И раздаётся «выстрел»:
– Пани Грушецкая, вы, по-видимому, решили задачу. И каков ответ? Чему равен угол наклона данной прямой к плоскости?
