Колян Бухрашкин ближе к полуночи возвращался домой в крепком подпитии. Употребил он больше литра первача, что для него было почти нормой. Его железобетонная печень ухитрялась перерабатывать и куда большие объемы всевозможных спиртсодержащих «коктейлей», так что сегодняшнее возлияние было вовсе не рекордным. Кстати, Коляна из-за этого-то и в компании приглашали не очень охотно. Если человек способен перепить лошадь, приглашать такого – себе в убыток. Пока основная масса выпивох опрокидывала всего лишь пару-тройку стакашков, Колян успевал принять на грудь вдвое-втрое больше. Попробуй посостязайся с ним!
Но сегодня он удачно проведал о готовящемся юбилее соседа по улице, отставного пожарного Данилы Фирсова. Зная, что лучше Фирсовых никто не умеет готовить всевозможные настойки на травах, Бухрашкин приложил все свои силы, чтобы напроситься в гости. Данила, крупный мужик, в свои семьдесят выглядящий на полсотни, после очень непрозрачных намеков Коляна, явил-таки сочувствие к страждущему и сказал, что ждет Бухрашкина на застолье.
Колян законченным халявщиком все же не слыл и по мере возможности старался быть взаимно любезным с теми, кто его не пинал и не отмахивался, как от назойливой мухи. Поэтому, придя домой и немного помозговав, он решил подарить юбиляру свой нож-свинорез, который когда-то отковал из обоймы подшипника ныне покойный кузнец Семеныч из соседнего колхоза, что в часе ходьбы от их дачного поселка. На этот нож уже давно зарился Данила Фирсов. Надо сказать, Колян год назад в своем дворе извел практически всю живность, за исключением кота Мурзи и старого барбоса Лоха. И в первую очередь расстался он со всякими там хрюнделями-шмунделями. Кормов-то на них где напасешься? А вот Фирсов – тот совсем другое дело. У Данилы этих самых хрюнделей целый свинарник, денно и нощно голосящий на всю улицу. Так что нож был ему подарком в самый раз.
Гостей у Фирсовых в этот вечер собралось человек около тридцати. Гуднули на всю ивановскую. Хлебосольные хозяева насчет своей фирменной настойки не подвели, и поэтому уже через час почти все гости были если и не вдрызг, то близко к этому. За исключением, разумеется, Коляна Бухрашкина. В знак признательности за приглашение, как самый твердо стоящий на ногах, он или помогал хозяйке подносить блюда, или выводил с веранды на свежий воздух перебравших по части «горючего». И дернула же его нелегкая под конец сопроводить бухгалтершу садово-огородного кооператива «Тучино» Нинку Корюлину!
Коляну однажды кто-то поведал, что Фирсовы, настаивая свой первач на диких травах, среди прочих добавляли в него и какую-то особую травку, которая очень сильно влияла на некоторые функции человеческого организма. Особенно женского. Вроде бы покойная бабка Данилы была знаменитой травницей, которую односельчане даже побаивались, считая ее колдуньей. Но Бухрашкин в это особенно-то и не верил. Мало ли чего люди болтают?! К тому же он не раз дегустировал фирсовскую настойку и по себе никак не мог сказать – влияет она как-то эдак на его организм или не влияет вовсе… И только сегодня он понял – влияет! Да еще как влияет…
Едва они с Корюлиной, крупнотелой дамой лет сорока, оказались в тени большой разросшейся вишни, как вдруг из прежней медлительно-снуловатой, едва стоящей на ногах из-за явного перебора по части тостов она превратилась в подобие персонажа голливудского триллера из жизни оборотней. Прижав Коляна к стенке беседки, она своими накрашенными губами превратила его лицо в подобие крашеной скорлупы пасхального яйца. А потом… Что же было потом-то? Ой, что-то было!.. Когда минут через…надцать, показавшихся ему куда большим сроком, нежели те три года, которые он отбывал на «химии» за кражу магнитолы из «девятки» местного коммерсанта, Бухрашкин с трудом поднялся на крыльцо, его встретил очень недобрый взгляд Швахова, сторожа того же кооператива «Тучино», уже давно неравнодушного к Корюлиной.
