Остров быка

© Сергей А. Танцура, 2016

© Сергей Александрович Танцура, иллюстрации, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Горе тебе, крепкостенная Троя! Горе!

Горят твои дома и белокаменные дворцы – краса и гордость Фимбрийской равнины, залиты кровью твои улицы и агоры, и бесчинствуют захватчики в твоих сокровищницах и укромах, хозяевами ступая на порог и требуя своей добычи. Некому обуздать их, некому урезонить! Пали твои доблестные сыны – Гектор, Парис, Антенор, Пандар, Адраст. Спят они вечным сном на холме Ватиея, до времени ушедшие в темное царство Аида, и не слышат мольбы и плача тех, кого любили больше жизни своей и кого клялись защищать до последней капли крови. Но и враги твои, долгих десять лет осаждавшие твои неприступные стены, понесли невосполнимые потери. Патрокл, Ахиллес, Аякс, Протесилай, Антилох, Эвриал, Махаон, Селевк, Ликомед – все они легли в землю Троады, навек примирившись со своими противниками. Однако в сердцах живых не осталось уже места для мира, только жажда мести пылала в них неугасимым, всепожирающим огнем. И теперь они творили кровавый суд, суд жестокий и неправедный, не отличая невинных от виноватых. Весь город стал заложником этой мести, и не видно было ей конца.

Горе тебе, крепкостенная Троя! Горе!..

– Мама!

Взвился, пронзив рев пламени и грохот рушащихся домов, детский крик – и стих, перейдя в кровавое клокотание. Лишь секунда потребовалась педзетайру, чтобы воткнуть в живот бросившемуся на него мальчишке свой бронзовый меч, похожий на длинный рыжий лист.

– Нет! – раненым зверем взвыла растрепанная, простоволосая женщина в сбившемся пеплосе и рванулась к неподвижному тельцу, чтобы обнять его, прижать к своей груди и, пусть запоздало, но защитить от уже случившегося. Но ахеец не дал ей такой возможности. Он схватил ее – обезумевшую от горя, не осознающую, что происходит с нею самою, – за косу и швырнул на мостовую, навалившись всем весом сверху. Торопливо сорвал с нее одежду, рывком раздвинул ее судорожно сжатые колени и, подняв край своей туники, резко вошел в нее, рыча в пароксизме наслаждения. Он двигался деловито, мерно, словно выполняя ставшую привычной работу, пока, наконец, заключительная судорога не сотрясла его тело – и, нашарив рукой свой меч, брошенный неподалеку, педзетайр лениво, как-то совершенно буднично омыл отточенной бронзой горло своей жертвы, обрывая ее страдания – и физические, и душевные. Утерев обрызганное кровью лицо, воин поднялся и, чуть пошатываясь, отправился дальше – туда, где резня и разбой были еще в самом разгаре, где слышались хохот победителей и плач побежденных…

…педзетайр омыл отточенной бронзой горло своей жертвы…

…Из-за кучи какого-то хлама, сваленной у стены дома с безжалостно выбитыми дверями, осторожно высунулась всклокоченная голова и горячечно блестевшими глазами осмотрела опустевшую улицу.

– Ушел, – оглянувшись, шепотом доложила голова и исчезла, чтобы через секунду появиться вновь – вместе со своим владельцем, худеньким пареньком лет двенадцати в зияющем прожженными дырами хитоне и с перепачканным сажей лицом. Вслед за ним из-за кучи вылезли еще двое детей, мальчик и девочка, оба – младше первого лет на шесть. Увидев труп женщины, бесстыдно распластанный на земле, девочка невольно вскрикнула и спрятала лицо на груди своего спутника, поразительно похожего на нее, словно они являлись отражением друг друга.

– Тихо! – сквозь стиснутые зубы рыкнул на нее старший мальчик. – Или ты хочешь, чтобы они сделали с тобой то же, что и с ней?

Он резко кивнул на обнаженное тело, под которым уже успела набраться изрядная лужа крови. Девочка вздрогнула и замотала головой с такой поспешностью, что казалось: еще чуть-чуть – и она у нее просто оторвется.