Мальчик заметил бледный отсвет акулы, и рот его наполнился слюной. Он плыл меж лучей лунного света, надеясь, что она не почует его приближения.
Над собой он видел чёрный квадрат на поверхности моря. Две бледные ноги свисали с его края. Мальчик каким-то образом знал, что не должен есть их, знал так же подлинно, как знал собственный голод.
Лучше он съест акулу.
Он взмахнул своим массивным хвостом, и вода зарокотала вокруг. В последний момент акула заметалась влево, вправо, влево, и мальчик почувствовал возбуждение, прокатившееся от кончика носа до плавников. Он щёлкнул челюстями, промахнулся и щёлкнул ещё раз. Зубы его скользнули по коже акулы, и кровь напоила воду. Так близко. Акулий хвост ударил его по лицу, и мальчик рванулся вперёд и крепко укусил, зубы его вспороли плоть и кость и…
– СИФ! – завопила Элли, ударяя его по голове рукоятью отвёртки. – Слезь с меня!
– М-м-м? – пробормотал Сиф, распахивая глаза.
– Ты кусаешь меня!
– Что? – охнул Сиф, неловко отпрянув на четвереньках, так что весь плот накренился, и Элли пришлось схватиться за мачту. Отпечатки зубов на Эллиной руке влажно блестели слюной в лунном свете. – Извини!
– Ничего страшного, – сказала Элли, вытирая слюну рукавом. – Ты спал.
Сиф потёр затылок.
– Я не спал, – сказал он. – Там… под лодкой что-то есть. Что-то большое.
Элли вытащила ноги из воды.
– Больно было? – спросил он, не сводя глаз с исчезающих отметин.
– Да, жутко, – соврала Элли, подбирая маленькие сломанные часы, с которыми она возилась. – Тебе придётся откупиться ещё одной игрой.
Сиф застонал и, плюхнувшись на живот, спрятал лицо в сгибе руки.
– Нет. Я слишком голоден, чтобы соображать.
– Но нам нужно отвлечься от еды. Особенно раз ты делаешься каннибалом.
– Я думал, что ем вовсе не тебя, а акулу.
– Какую акулу?
– Я увидел акулу. Но я был не я. Я был… чем-то иным.
– Ты опять был в море? – спросила Элли, и Сиф кивнул. Элли несообразно обижалась на Сифа всякий раз, так тот погружался разумом в море. Она боялась, что он делает так, избегая её. В последние дни они часто спорили из-за всякой ерунды, впрочем, уже через минуту-другую мирясь. Элли обнаружила, как, оказывается, тяжело всё время находиться в обществе одного человека – даже если тот нравился ей так сильно, как Сиф, – а по её расчётам, они были в море по меньшей мере уже три месяца.
– Давай ты первый, – сказала она.
– А надо? – Сиф перекатился на спину. Он был такой высокий, что ему приходилось подгибать ноги, чтобы поместиться на плоту.
– Да, потому что ты укусил меня, – заявила Элли.
Мачта издала скорбный стон, парус трепетал на тёплом бризе.
– Ладно, будь по-твоему, – согласился Сиф. Он сел, раздражённо хмуря брови. – Я хочу…
– Надеюсь, – вполголоса поправила Элли. Слово «хочу» перестало быть для неё приятным.
– Надеюсь, – повторил Сиф, вглядываясь в горизонт. В лунном свете мальчик казался нарисованным карандашом и тушью, одни прямые линии и спутанные чёрные волосы. – Я надеюсь… что на этом новом острове мы найдём пару настоящих кроватей – с подушками – и сможем спать до полудня, не опасаясь того, что нас съедят волки.
– Не слишком впечатляет, – заметила Элли. – И я уверена, что ты уже как-то раз говорил это.
– Я, знаешь ли, до сих пор вижу этих волков во сне. Как горят красным их глаза.
– Их глаза не горели красным, – возразила Элли, хотя и дружелюбием они не светились. Волки разбудили Сифа и Элли своим воем на одном крохотном островке примерно с месяц тому назад.
