Необходимость создания НПА
Особое положение психиатрии среди медицинских дисциплин, как стоящей на пересечении естественно-научного и гуманитарного знания, и неразрывно связанной с общественной жизнью, неизбежно вовлекает ее в сложные отношения с властью.
История советской психиатрии – это история разгрома всякий раз выдающихся научных направлений – педологического (В.М. Бехтерев, А.П. Нечаев, Л.С. Выготский) в 1924–1926 гг., психогигиенического (Л.М. Розенштейн) в 1936 г, «психоморфологического» (А.С. Шмарьян, М.О. Гуревич, Р.Я. Голант) в 1951 г. и многих других менее крупных. Тотальная идеологизация и политизация науки, призыв к особой «советской науке» и воинствующей партийности вели к грубому администрированию. В Постановлении Объединенного заседания расширенного президиума АМН СССР и Пленума правления Всесоюзного общества психиатров и невропатологов (ВОП) 15 октября 1951 г. предписывалось, в частности: «Просить министерство здравоохранения СССР пересмотреть состав редколлегии журнала «Невропатология и психиатрия»… «Просить министерство здравоохранения СССР реорганизовать состав правления и президиума общества…».
Этот драматический опыт центрировал задачу отстаивания профессиональных ценностей и профессиональной автономии, создания совершенно необходимой в нашей области знания атмосферы доверия и приоритета здоровья, достоинства и прав наших больных как слабой стороны. Этим живым историческим опытом были заданы и наименование Ассоциации и приоритеты ее деятельности: профессиональная независимость, правовая основа и непредвзятость во всем – диагностике, терапии, исследованиях – как основа подлинной научности.
В любом обществе, особенно авторитарном, существует постоянный прессинг в сторону приоритета интересов государства и общества перед интересами конкретного больного – так называемая полицейская психиатрия. Она нужна на своем месте, когда речь идет о больных, представляющих непосредственную физическую опасность. Но когда опасностью называют что-то типа «клеветы на советскую власть», и в уголовном законодательстве появляются статьи такого рода, суды начинают посылать на психиатрическую экспертизу множество людей, с которыми мы бы иначе никогда не встретились. Какой-то процент из них получает психиатрический диагноз, и этот процесс имеет собственную тенденцию быстрого роста. В зависимости от социального заказа эпохи востребованными оказывалось либо направление гипердиагностики психических расстройств, либо наоборот. Так, «мягкая» шизофрения Л.М. Розенштейна, также как экскульпация выраженных психопатий, были помехой террору Гражданской войны и Большому террору, а малопрогредиентная вялотекущая шизофрения А.В. Снежневского использовалась для борьбы с политическими диссидентами. Первое советское руководство по судебной психиатрии Н.П. Бруханского 1928 г. с солидарным предисловием П.Б. Ганнушкина обосновывало экскульпацию тяжелых психопатов. В 1922 – 46,5 %, а в 1935 – 3 %. Различие в 15,5 раз! В 1945 – 12 %, в 2015 – 1 %! В ходе идеологической травли в 1933 г. умирает Ганнушкин, в 1934 – Розенштейн и Выготский, а в 1937 г. был арестован и гибнет Бруханский. Такова предыстория беспрецедентного по масштабу в истории психиатрии использования психиатрии в политических целях в 1960—80-е годы, когда диагноз шизофрении ставился в Советском Союзе в 3 раза чаще, чем в других странах[1]. Он превратился в удобное средство дискредитации, запугивания и изощренной репрессии в отношении оппозиции в течение четверти века.
Необходимость профессиональной организации, независимой от власти, идеологии и стяжательства, в соответствии с идеалами научной медицины была очевидной и только дожидалась возможности осуществиться, а либерализация в психиатрии началась с 1988 года.
