Снег кружил и медленно падал вокруг отеля «Хартвуд». Это был сонный снег – тот, которому требуется довольно много времени, чтобы опуститься на землю. Мышка Мона смотрела на него в маленькое окошко бального зала, навалившись на ручку метлы из одуванчика. Было так тихо, что она почти могла услышать, как снежинки касаются земли.
Ужин в честь святого Спячкинса наконец закончился. Угощение было съедено, песни спеты, подарки от мистера Хартвуда вручены – маленькие пахнущие сладостью подушечки, набитые травами и лавандой, чтобы помочь гостям, которые залегают в спячку, спокойно проспать до самой весны.
А потом все пошли в постель – сурок, несколько жаб, черепахи, божьи коровки, и ещё несколько барсуков.
Даже ежи мистер и миссис Торгинс, садовник и экономка, залегли спать. Их помощь в отеле не требовалась, поскольку на зимние месяцы номера забронировали лишь несколько животных, не погружающихся в спячку. Большинство зверушек в Папоротлесском лесу, ложились они спать на зиму или нет, оставались у себя дома.
Настоящим домом Моны теперь был отель «Хартвуд», и она любила его весь – от сердечка, вырезанного на входной двери, до балкона для наблюдения за звёздами на самых высоких ветках, вместе со всеми новыми друзьями, такими как Тилли, рыжая белка-горничная, и Кибела, певица-ласточка.
Тилли говорила, что зимний сезон всегда очень скучен, но Мона ничего не имела против. Она служила горничной в «Хартвуде» всего несколько месяцев – с того дня, как пришла сюда осенью, напуганная и вымокшая до нитки.
Но она уже помогла спасти отель от волков и добиться прекрасной рекомендации в «Шишкиной прессе». И, как бы сильно она этим ни гордилась, было бы славно наконец передохнуть и пожарить жёлуди в камине этой зимой.
Мона прямо сейчас чувствовала запах желудей – изумительный аромат, который плыл из кухни, расположенной вниз по лестнице. У персонала будет собственная маленькая пирушка попозже, и Мона едва могла её дождаться.
В животе заурчало, но мышка снова сосредоточилась на работе и несколько раз напоследок махнула метлой, заметая в ведро оставшиеся после распаковки подарков кусочки бечёвки. Бечёвку можно было ещё использовать, так что её требовалось отнести в кладовую. Но мусорное ведро переполнилось, и Мона не могла поднять его. Придётся попросить Тилли помочь.
Мона как раз собиралась выйти из бальной залы и найти белку, когда услышала голос в коридоре:
– Ах, тень, что говоришь ты? Тост за тебя? Да, конечно! Тост.
Затем повисла пауза, после которой послышалось глотание, причмокивание и затем – довольный вздох.
Мона узнала этот голос: это был сурок, мистер Гибсон. Но ему полагалось быть в постели!
Мышка нашла сурка у входа в бальную залу: он таращился на свою тень на стене.
– Мистер Гибсон, я могу вам помочь? – спросила Мона.
– Ох! Праздник уже кончился?
Сурок развернулся. В одной лапке он держал маленькую ароматную подушечку, а в другой – чашку. Нос его блестел от липкого мёда.
– Да, – сказала Мона. – Уже достаточно давно. Но если вы всё ещё хотите есть, я могу что-нибудь для вас найти. – Она знала, что погружаться в спячку животные должны сытыми.
– Как вы добры. Персонал «Хартвуда» всегда столь заботлив. Даже одаривает подарками. – Он потряс лавандовой подушечкой. – Но нет, я наелся, – продолжил сурок, поглаживая животик. – И даже тень моя сыта.
Мистер Гибсон хихикнул и широко зевнул. Не успела Мона опомниться, как он уснул прямо там, где стоял!