Вопрос, вынесенный в заглавие книги, – один из важнейших в отечественной историографии со времен Нестора. В «Повести временных лет» он находится в одном ряду с другим не менее важным для летописца вопросом о начале княжеского правления в Киеве. «Откуду есть пошла Руская земля, кто в Киевѣ нача перваѣ княжити?»[1] В Ипатьевской летописи, содержащей одну из редакций «Повести временных лет», слово «в Киеве» заменено на «в ней». То есть в Руской земле[2]. Разумеется, это не случайная замена, а смысловая. Для летописцев Киев и Руская земля были тождественными понятиями. Подтверждением этому являются, в частности, слова о Киеве, вложенные в уста князю Олегу: «Се буди мати градомъ русьскимъ», а также утверждение о полянах, которые «нынѣ зовомая Русь»[3].
Трудно сказать, удалось ли Нестору согласовать свой ответ с заявленным тождеством Руской земли и Киева. Тот, что содержится в статье 862 г. «Повести временных лет», четкостью не отличается вовсе. Итоговый вывод статьи – «от тѣхъ варягъ прозвася Руская земля» – не согласуется с тем, что сказано в ней раньше. Там русы отрекомендованы и теми, к которым посылали новгородцы приглашение на княжение – «идоша за море къ варягомъ, к руси», и теми, кто принимал такое решение – «рѣша русь, чюдь, словѣни и кривичи… да поидѣте княжить и володѣти нами». В другом месте летописи, в статье 852 г., начало Руской земли и вовсе отнесено к доваряжскому призванию и связано с византийской историей. «Наченшю Михаилу царствовати, нача ся прозывати Руска земля»[4].
Эта противоречивая двойственность летописных свидетельств, явившаяся, по-видимому, следствием редакторства последующих летописцев, наложила отпечаток на всю последующую историографию. Историки-норманнисты, начиная с Людвига Шлёцера, Ариста Куника и др., утверждали, что Русь получила свое название от этнонима «руотси», которым финны называли шведов, а антинорманнисты со времен Михаила Ломоносова, Стефана Гедеонова и др. доказывали этимологическую связь названия «Русь» исключительно с насельниками юга восточнославянского мира, апеллируя, в том числе, и к свидетельствам Псевдо-Захарии Ритора о народе «Hros» – «Рос», который был известен уже в VI в.
Следует признать, что такая поляризация мнений историков была обусловлена не столько разными представлениями о происхождении этнонима «русь», сколько совершенно различным отношением к самому происхождению государства с этим названием. Для одних оно явилось результатом цивилизирующей роли варяжских или хазарских пришельцев, для других – итогом политического саморазвития восточных славян. Именно так рассматривалась данная проблема в советской историографии, что, разумеется, не было принято историками Запада. Один из них, украинский диаспорный исследователь О. Прицак, автор фундаментального труда «Происхождение Руси», сокрушался, что официальная советская историография вынуждена была занять антинорманнскую позицию только потому, что «норманнская теория является политически вредной, поскольку отрицает способность славянских народов создать государство собственными усилиями[5]. При этом, аналогичная ангажированность историков-норманнистов, действительно не видевших места восточным славянам в созидании собственного государства, его нисколько не смущала. Более того, он вполне солидаризовался с ней и даже попытался найти ей теоретическое обоснование.
«Государство, – утверждал он, – является одной из наиболее значительных идей и наивысших достижений развитой урбанистической цивилизации. Оно возникает не спонтанно, а заимствуется у народов, в которых уже существует. Заимствование такой идеи народами, которые не создали собственного государства, обусловлено пониманием ее важности и целесообразности, поэтому те народы добровольно отдаются под управление опытных иностранных учителей»