Васик повернул ручку приемника, и тотчас звуки безымянной мелодии складно и сладко заполнили сгустившуюся в салоне автомобиля тишину.
Васик снова вздохнул и посмотрел на замершую утреннюю улицу, где старика с разбитым лицом, судя по всему, только что проснувшегося на какой-то лавочке, выглянувшее солнце снова заставило идти куда-то и волочить за собой такую же дряхлую, как и сам старик, серую тень.
«Посмотреть на часы или не посмотреть? – подумал Васик и вдруг заметил, что в его пальцах дымится наполовину истлевшая сигарета. – Докурю, тогда посмотрю, – решил он, но тут же, повернув лежащую на обруче руля руку, искоса глянул на свои часы и проворчал:
– Два часа и сорок минут, – проворчал он, – два часа и сорок минут прошло… Ну, все еще пять минут жду и еду домой. Только пять минут. Максимум – десять.
Через полчаса он выключил приемник, а еще через столько же, пошарив в лежащей на панели управления сигаретной пачке, убедился, что сигарет не осталось ни одной. Васик покрутил головой и решительно повернул ключи в замке зажигания, но вдруг снова заглушил мотор, едва слышно вскрикнул и уставился в окошко…
* * *
– И дальше что? – поинтересовалась я. – Что ты там увидел?
– Ее, – тоскливо протянул Васик и откинулся на спинку кресла. – Она мне на вечер встречу назначила, а потом отменила, сказав, что задержится на работе. Ну, я подумал: подожду, сюрприз устрою. Букет огромный купил. Всю ночь звонил, понимаешь, но ее не было дома. Потом у подъезда утром ждал, ждал… Ну а когда время уже к обеду – смотрю, идет. Счастливая такая – сумочкой помахивает… Косметика на лице свежая… – Он вздохнул. – А блузка чуть помята – пониже ключицы две параллельные складочки.
Васик замолчал и мрачно уставился на дно кофейной чашечки.
– Н-да, – проговорила я, закуривая, – вот так дела. Никогда я тебя, Васик, таким не видела. А, казалось, будто знаю хорошо тебя. Влюбился, значит?
Васик, не отрывая взгляда от чашечки, обреченно кивнул.
– А она?
Неопределенное пожатие плечами. Вздох.
– Понимаю, – кивнула я, – ситуация не сказать, чтобы экстраординарная. Скорее наоборот. Но все равно не грусти, Васик, такое случается…
– А мне от этого легче, что ли? – тоскливо осведомился Васик. – Что такое бывает? Я, может быть, первый раз в жизни влюбился, а она на меня вообще никакого внимания не обращает. Я уж и так и так… И цветы, и шампанское, и подарки дорогие… Стишки даже выучил, чтобы интеллектом поразить. Вот послушай…
Он закатил глаза к потолку и заговорил, беспрестанно прерывая вдохновенную речь мычанием и мемеканьем:
– Дым табачный воздух выел… Комната – глава в кру… э-э… м-м… крученыховском аду… аде. Вспомни, за этим окном впервые руки твои, исступленный, гладил… М-м… Слов моих сухие листья ли… э-э… заставят остановиться жадно дыша?.. Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг… Э-э-э… М-м… Эта любовь мне не по силам. Пока. Целую. Твой Василий.
– Я в конце немного от себя присочинил, – добавил Васик, закончив декламировать, – чтобы она подумала, будто это я сам для нее написал. Правда, здорово, а, Ольга?
– Правда, – согласилась я, – а как вы с ней познакомились?
Васик закурил и вытянул свои длинные ноги на середины комнаты, отчего стал похож прислоненную к стене этажерку.
– В прошлую субботу я нажрался, – начал он, – дружка одного встретил, с которым в университете учился, ну и… А в воскресенье проснулся и понял, что, если не опохмелюсь, то понедельника мне не дожить. Пошел в первый попавшийся кабак, а это не кабак оказался, а кафе. Ну, заказал себе пятьсот граммов и салатик. Выпил, стал по сторонам смотреть, а за соседним столиком сидит такая… – Васик сладко зажмурился и пошевелил в воздухе растопыренными пальцами – будто гладил кого-то невидимого, – такая… И завтракает булочками с чаем… Волосы белые-белые, пушистые, пушистые… Блондинка, в общем. На щеке родинка, на шее – еще одна. А глаза огромные, как… как две чашки кофе. У меня сразу дыхание перехватило, – проникновенно поделился Васик и надолго замолчал.
