− Агнешка! Иди немедленно сюда! Агнешка! – надрывалась бабушка.
В лавке приём товара – настоящий кошмар. Бабушка считала, что я должна быть сразу и грузчиком, и приёмщиком, и счетоводом… А ещё успевать нахваливать товар и улыбаться покупателям, которые заглядывают к нам за разными диковинками.
− Агнешка! Вот дрянная девчонка! Опять наверно убежала к пани Команской за трдельником1! – жаловалась она кому-то. Я стойко пряталась в погребе, между двумя кадушками с мёдом – обычным, липовым, и особым, что привозил пан Сёрба из Поддубников. Мне настрого запрещалось пробовать тот мёд, но… где я, и где запреты? Липовый хорош, нечего сказать, но Поддубники – место особое, там и нявки иной раз встречаются, под видом простых пани, только белой как мрамор коже можно их отличить, и появляются ближе к вечеру… Добрые люди от них спасаются кусочком ладана в кармане, горстью соли, особой молитвой, написанной на листочке или обычной махоркой – они дым не выносят.
− Любит девочка сладкое – она ведь совсем ребёнок ещё! – я узнала хриплый бас пана Сёрбы, что задержался, чтобы купить бутылочки для зелий и травяной настойки из Преважни. Туда её привозили по речке Тавре из неизвестной дали. – Я вот не молод, а трдельник тоже не прочь отведать! – добродушно бубнил пан Сёрба. Не даром я ему всегда сыпала махорки с довеском!
− Ей не сладкое трескать, а мне помогать надо! Совсем распустилась девчонка! Никакого с ней сладу! – видать, там стало совсем жарко, раз бабушка так разоряется. Ой, надо идти, а то влетит по самые уши!
− Беги! Там столько товара привезли! Панна Арабелла без тебя до вечера не управится.
Как всегда, незаметно, откуда-то из-за кадушки вынырнула Беата, белая как снег кошка с янтарными глазами. – Она, думаешь, чего так ругается?
− Бабушка всегда ругается! –попробовала я вяло успокоить свою совесть.
− Так по делу же! – не отставала Беата. – Если б ты не отлынивала, да по углам не пряталась…
− Ага! Все коробки перетаскала, всё записала, ценники прицепила, лавку помыла! – эту считалку составила по бабушкиным указаниям. Она всегда злилась, когда я начинала её дразнить. – Всем улыбалась, работала не разгибалась!
− Ну, Агни! Ты же знаешь, что неправа!
Я показала ей язык, вздохнула… Ну до чего же мир несправедлив! Почему, когда другие в этом году поедут учиться в Карловградский университет, я должна считать бутылочки из цветного стекла, клеить этикетки, взвешивать специи и подметать лавку? А всё из-за неё! Заразы желтоглазой – Беаты, кого же ещё? На самом деле, она, конечно не виновата и я очень её люблю… Просто в университет прирождённым ведьмам путь закрыт! Кто ж знал, что я «седьмое колено» Цибеты Белоглазой? Бабушка колдовством редко пользуется, мама вообще безо всякого дара… Ох и пофартило…
Не задумываясь, я взяла серебряную ложку, лежащую на только доставленной кадушке с медом из Поддубников, щедро зачерпнула янтарной тягучей сладости и сунула в рот. Должна же быть какая-то компенсация, раз придётся вместо лакомства со свежим лимонадом таскать коробки и слушать нотации! Тут же невозможно стало усидеть на месте, беспричинной радостью распёрло грудь. Бабушка шепотом рассказывала соседке, что за мёдом от пана Сёрбы приходили мужчины, которые хотели сил добавить − ночью жен порадовать, а женщины от него бодрились и могли работать дни напролёт… Верю.
− Беги скорей! Не то достанется на орехи! − поторопила Беата.
− Шла бы ты мышей ловить! – вспылила я.
Коргоруша2 осуждающе мяукнула, вильнула хвостом и скрылась в неизвестном направлении, а я поплелась в лавку. Так и есть: у прилавка стояли шестеро покупателей, терпеливо ожидавших, пока бабушка рассчитает пана Сёрбу, а за стойкой почти до самого потолка стояли коробки с новым товаром, ожидавшим приёмки.
